Четвертая основная проблема, которая возникает с технологическими изменениями, — потребность в новых формах коллективных сбережений и капиталовложений в новые проекты длительного периода. Конечно, все типы обществ нуждаются способах сохранения ресурсов в целях обеспечения продуктами во время сезонных и других перебоев. Такой тип накопления встречается во всех равноправных обществах, даже среди палеолитных охотников. Если технологические изменения приводят к увеличению плотности населения, то это создает новые скачки нехватки ресурсов, в свою очередь создающие необходимость в новых коллективных сбережениях. Технологические изменения могут также преобразовывать старые формы производства, не удовлетворяющие нужды либо разросшегося населения, либо новой иерархии. Это может быть подходящим для подключения новых форм производства, в целях удовлетворения этих нужд, которые часто требуют объединения ресурсов или расходов труда на большие проекты с длительными периодами выплат. Так, постройка амбаров, оросительных систем, рыбных запруд и т.п. требует вложений общественных ресурсов. Эти разновидности коллективных инвестиций могут быть организованы и контролируемы равноправными союзами, но они также предоставляют возможности более централизованного и иерархического контроля новообразовавшейся элитой. Конечно, если уж элита появилась, то она может взять в свои руки такими проекты или другие расходы труда и материальных ценностей для своих собственных нужд.

На каждом уровне организационной сложности существует несколько возможных конструктивных решений каждой из этих проблем. Определение того, какое из этих решений наиболее уместно в каждом конкретном случае невероятно затруднительно, включая взаимодействия обширных принуждений, особенностей экологии и прежних территорий института для каждой мировой системы. В основном, измерения возможных институтских механизмов для решения этих проблем имеют либо иерархическую, либо равноправную форму, со множеством смешанных форм между ними. Иерархические политические формы обычно выигрывают у равноправных, из-за их превосходства в конкуренции и конфликтах, но это не является абсолютным правилом. Природа конкуренции и кооперации изменяется с ростом и усложнением мировых систем, и эти изменения затрагивают природу политической и экономической интеграции и форм, избранных общественными и межобщественными иерархиями. Таким образом, степень иерархии, которая развивается в каждом конкретном случае, является следствием взаимодействия множества факторов.

Подведем итоги: экономические процессы действуют в контексте демографических сил и экологических принуждений для произведения технологических изменений. Это имеет обратную связь с демографическими процессами и оказывает влияние на общественные организационные потенциалы посредством четырех основных проблем: новых форм и уровней конкуренции, нехваток ресурсов, рисков и необходимости коллективных сбережений и капиталовложений. Эти контекстуальные и социальные особенности человеческих систем вызвали такие явления социальных изменений, который мы сейчас наблюдаем — преобразование за двенадцать тысяч лет от немногочисленных разрозненных отрядов охотников с немногими межгрупповыми социальными связями до единой, высокой плотности интеграции, глобальной сети иерархических индустриальных обществ. Но почему некоторые системы изменяются по одному пути, а другие — по разным?

Объяснение сходств и различий мировых систем, посредством этой схематической модели общего развития общества и частной истории характерных событий и социальных изменений, является промежуточным уровнем теоретической спецификации. В добавление к уже перечисленным сходствам, все мировые системы проявляют циклы политической централизации и децентрализации, даже те чрезвычайно малые и равноправные системы, состоящие из оседлых собирателей. Эти циклические процессы иерархического формирования нестабильны на протяжении всего времени, проистекающего из моделей восхода и падения. Динамика этих различий содержит в себе корни различий мировых систем. Это не отрицает других систематических процессов, содействующих упадку. Сложные общества и империи подлежат уменьшающимся предельным доходам, которые часто приводят к развалу (Tainter 1988). Это аналогично процессам, посредством которых исчезают отряды, клановые общества и общины, как это было отмечено ранее. Ключевым различием является то, что "цивилизации" исчезают достаточно легко, оставляя после себя "руины", тогда как менее сложные мировые системы нет. Следовательно, упадки, которые часто берутся как hallmark цивилизаций, являются скорее артефактом, чем определяющей характеристикой государственной системы.

Однако, конечным результатом общего развития общества к большей иерархичности и значительно большей экономики и политической интеграции. Развитие гигантских прыжков в иерархичности, сложности и управлении государством было неровным, так что ведущ край двигается. Эта неровность не случайна, но систематически отнесена к межобщественной иерархии и дифференциации. Это то, почему модель мировых систем превосходит все другие формулировки. Все системы практикуют взлет и падение иерархий, и некоторые скрытые увеличения уровня технологий и организации, посредством процессов, которые важно структурированы межобщественными отношениями. Новые организационные формы типично развиваются в регионах, которые являются "полу периферийными", а также природа отношений центральных и периферийных районов являются важными контекстными особенностями тех исторических периодов, в которых происходят фундаментальные преобразования (Chase-Dunn 1988, 1990).

Это значит, что теперь мы должны обратиться к проблеме того, почему типы мировых систем систематически различны. Наш основной теоретический аппарат в этом вопросе основывается на методах накопления и логике системы, которая уже обсуждалась ранее (Chase-Dunn and Hall 1992, 1993). Мы утверждаем, что основополагающая логика конкуренции и кооперации изменялась в течении времени. Мы представим это как серию повторений основной модели, описанной выше, в которой методы накопления меняются вместе с изменениями spatial шкалы и уровня иерархии. Особенности процессов-образцов, которые разделяются всеми мировыми системами, — это технологические изменения, демографическое расширение, spatial интеграция и взлет и падение правительств — важно модифицированы природой логики общественного производства и накопления, которые являются преобладающими в каждой системе.

Проиллюстрируем это утверждение примером. Формирование кланового общества и процессы взлета и падения клановых обществ очень похожи во многих отношениях с формированием иерархий других типов и циклами политической централизации и децентрализации — например, формирование государства, империи, взлет и падение гегемонической центральной власти. Все это включает стратегии, которые играют на проблемах, которые сопутствуют технологическим изменениям, обрисованным выше. Домашние хозяйства могут нуждаться в, или могут извлекать выгоду из, или могут быть побуждены к поддержке, или принуждены силой к согласию с решениями решения этих проблем, которые позволяют иерархиям увеличить контроль над ресурсами. Процессы конкуренции среди различных групп в рамках общественной иерархии, или между обществами, или сопротивление неэлитных слоев, налагают принуждения на формирование иерархии во всех мировых системах. Это приводит к феномену взлета и падения. Но процесс формирования кланового общества тем не менее отличен от формирования государства. Часть различий — просто дело масштабов. Государства обычно намного больше клановых обществ, и, соответственно, проблемы политического порабощения намного большего количества людей, разбросанных по большей территории имеют некоторые отличия. Хотя государства обычно больше клановых обществ, тем не менее встречаются исключения. Особенно эфективно организованное клановое общество, живущее в богатой запасами окружающей среде, может превышать в численности неэффективно организованное государство, находящееся в истщенной или бедной ресурсами окружающей среде. Как бы то ни было, было бы почти невероятным, обнаружить две эти крайности в качестве соседей.