Хотя в мировое хозяйство страны Латинской Америки включались еще в период свободной конкуренции, наступление эпохи империализма существенно осложнило их международное положение. В частности, межимпериалистическое соперничество, особенно в добывающих отраслях региона, подогревало распри и между латиноамериканскими государствами. Примером тому служит "селитряная война" 1879-1884 гг., в которой поддержанная англичанами Чили одержала верх над связанными с американскими интересами Перу и Боливией, не только отняв у них 180 тыс. кв. км богатой селитрой территории, но и лишив Боливию выхода к Тихому океану. С другой стороны, хотя и XIX век для Латинской Америки омрачался войной США против Мексики (1846-1848), французской интервенцией в ту же Мексику (1861-1867) и другими силовыми акциями, начало ХХ столетия превзошло по этой части самые мрачные прогнозы. В 1902-1903 гг., например, чтобы взыскать долги с Венесуэлы, Англия, Германия и Италия подвергли блокаде и бомбардировкам города ее побережья. Самым же силовым оказался период 1910-1919 гг., когда в отношении стран региона было совершено наибольшее число актов иностранного вмешательства по сравнению с каким-либо другим десятилетием за всю историю Латинской Америки с 1800 по 1969 г.[9]

Кровопролитные войны в Латинской Америке война Аргентины, Бразилии и Уругвая против Парагвая (1864-1870) и война Чили с Боливией и Перу (1879-1884) позволили США выступить в тоге миротворца и выдать сколачивание экономического и военно-политического блока американских государств под эгидой Вашингтона за претворение в жизнь идеи Боливара. На самом же деле панамериканизм конца XIX в. развивал доктрину Монро и идеи отцов-основателей североамериканской республики о "божественном предопределении" руководящей роли США в делах Западного полушария применительно к условиям эпохи империализма.[10]

Его идеология вобрала в себя элементы таких геополитических и даже расистских концепций, как теории "предначертания судьбы", "географического фатализма", "цивилизаторской миссии англосаксонской расы", "взаимозависимости" и т. п. В основу этой доктрины был положен тезис о "континентальной солидарности" и о якобы существующей общности интересов США и латиноамериканских стран, обусловленной географическими факторами, взаимодополняющим характером их экономик, наличием "духовного братства" и единой "культурной общности", которая противопоставлялась европейской, восточной и славянской культурам. При этом США как "старшему брату" отводилась руководящая роль в межамериканских делах и право разговаривать с латиноамериканскими странами авторитетным тоном.[11]

Сопротивление империалистическим державам страны Латинской Америки оказывали разнообразными внешнеполитическими акциями. В частности, на рубеже XIX-XX вв. большое число сторонников завоевала идея разработки "международного латиноамериканского права", призванного вооружить государства региона средствами международно-правовой защиты от иностранных интервенций и создать арбитражный механизм для мирного урегулирования споров между ними без участия США. С этой целью в 1888 г. в Монтевидео состоялся специальный конгресс, созванный по инициативе Аргентины и Уругвая. В его работе участвовали представители семи стран Южной Америки. Согласно принятым рекомендациям, в 1906 г. в Рио-де-Жанейро начала работу комиссия юристов по подготовке кодекса частного и публичного международного права стран Западного полушария. Работу комиссии прервала первая мировая война.

Крупной акцией в деле защиты стран Латинской Америки стала известная "доктрина Кальво Драго", основные положения которой были сформулированы аргентинским юристом и дипломатом Карлосом Кальво (1885). Основываясь на принципах национального суверенитета и юридического равенства всех государств, "доктрина Кальво" провозглашала недопустимость дипломатического вмешательства, а тем более вооруженной интервенции, с целью взыскания долгов или получения возмещения за убытки, понесенные иностранными подданными. Всякий иной подход означал бы "создание опасной привилегии злоупотребления силой для могущественных держав в ущерб более слабым государствам и установление ничем не оправдываемого неравенства между своими и иностранными подданными".[12]

"Доктрина Кальво" была с энтузиазмом встречена в регионе, и многие его страны стремились включить эти принципы в свои конституции, в условия контрактов с иностранными фирмами, в договоры, заключенные между собой, а также с иностранными государствами. Некоторые принципы Кальво даже нашли свое отражение в германо-мексиканском договоре 1882 г., в испано-перуанском договоре 1898 г., договоре о мире, дружбе, арбитраже и торговле, заключенном в 1906 г. Коста-Рикой, Сальвадором, Гватемалой и Гондурасом и др.

§2. США в конце XIX- начале XX века

Во второй половине XIX в. республиканцы долго сохраняли контроль над центральной властью, но южные штаты на долгие десятилетия стали доменом демократической партии. Восстановить рабство и экономическую мощь плантаторов ей было не по плечу, но она сумела создать на Юге расистский политический режим. Поскольку федеральная конституция, ее 15 поправка запрещали дискриминацию по цвету кожи, южные политики предприняли обходные меры по ограничению политических прав негров.

На роль общенациональной идеологии в последние десятилетия 19 века претендовал социал-дарвинизм. Социал-дарвинизм перенес биологические законы Дарвина на общество и обосновывал естественное, вытекающее из самой природы вещей происхождение социальных явлений и противоречий, такие как конкуренция, массовая бедность.[13]

Первым, кто перенес законы Дарвина на общество, был англичанин Герберт Спенсер. Популярность социал-дарвинизма имела несколько причин. Исповедуемые им законы общества и политические рекомендации удивительно полно и точно отразили запросы новой социально-экономической элиты. Интеллектуальным лидером американских социал-дарвинистов стал Уильям Самнер, глава Йельского университета. Американскую социологию все чаще называли самнерологией.

Американская элита, ознакомившись с социал-дарвинистскими принципами, без промедления взяла их на вооружение. Карнеги, Рокфеллер, Морган, Херст преподносили себя как наиболее приспособленных индивидуумов, а созданные ими промышленные и финансовые империи – как высшее достижение естественного отбора.

К 1900 году Америка стала ведущей промышленной державой мира. За 30 лет производство чугуна выросло в 8 раз, добыча угля – в 10 раз, выплавка стали – в 150 раз. Чугуна и стали США производили больше, чем Великобритания и Германия, вместе взятые.

Среди американцев было немало тех, кто с изумлением, а то и с восхищением наблюдал за воцарением в экономике и политике “наиболее приспособленных” индивидуумов и искренне считал их триумф следствием естественного отбора. Но было немало и тех, кто полагал, что возвышение олигархов оказалось возможным вследствие предательства политиками и государством народа и демократии.