Хозяйственная деятельность китайского крестьянина исторически особенно сильно зависит от привходящих природных обстоятельств: в политико-практической области это выливается в коллективизм, вариативность расчетов, заставляет принимать дополнительные предосторожности, создавать крупные запасы, предусматривать последствия и собственных действий, и стихии. Этот тип поведения хорошо прослеживается и во внешнеэкономической области, которая теперь, кстати сказать, куда прочнее и непосредственней связана с агросферой, чем два десятилетия назад. Некоторые из перечисленных черт крестьянского менталитета проявляются и во внешнеэкономической политике. Фундаментальное сходство нередко заключается в том, что в обоих случаях находящиеся вне контроля внешние воздействия приобретают образ стихии, борьба с проявлениями которой нередко может хорошо вписаться в привычные национальные способы преодоления бедствий.

Кстати, с теоретической точки зрения и агросфера, и внешняя торговля зачастую выступают как носители второго из выделенных Н.Д.Кондратьевым типов экономического поведения: минимизации затрат. Для обеих сфер стандартна ситуация количественно ограниченного сбыта, чрезмерности усилий, которые приходится прикладывать для его расширения и одновременно - существования альтернативной возможности непосредственно удовлетворить потребности путем самоо беспечения.

Приверженность каким-либо принципам мало чего стоит, если не определены соотношения между ними и социально-экономическими условиями страны. Соответствие внутренним условиям многих из описанных выше установок, их тесная связь с крестьянским менталитетом проявляются еще в одном важном свойстве китайской политики: пропорциональность выступает в ней как постоянное требование к экономической политике, субъектам управления. Императив пропорциональности ясно выражен, например, в регулировании иностранных инвестиций: провинции, города, СЭЗ, центральные министерства и государственные компании уполномочены принимать решения в строго определенных количественных и отраслевых рамках. Сопоставимость партнеров с обеих сторон - важное требование к совместному с иностранным капиталом предпринимательству.

Почти каждая известная политическая установка имеет в КНР соответствующее разъяснение в нумерологических и количественных терминах, выделение главного и второстепенного. Критерии пропорциональности, например, хорошо заметны в обосновании идеи "одно государство - две системы": "Мы считаем, что капитализм на небольшой части территории способствует развитию социализма". В целом же почти весь набор основных официальных внешнеполитических концепций современного Китая: пять принципов, идея создания пояса "мирного окружения" вокруг страны, борьба на новый международный экономический порядок, видение мира как многополярного, а земного шара -как одной деревни и т.д. - обнаруживает при ближайшем рассмотрении тесную связь не только с традицией, крестьянской психологией, но и с привычной национальному характеру последовательностью, неторопливостью, умением подчинить краткосрочные цели долгосрочным. Приверженность пропорциональности, в свою очередь, сближает политические понятия с экономическими категориями. Во внешнеэкономической политике идея пропорциональности представлена, в частности, исключительно высокой степенью ее географической диверсификации, ставшей одним из факторов, смягчивших воздействие азиатского кризиса 1997-1998 гг

Политические установки, касающиеся собственно внешнеэкономической сферы, теперь часто включаются китайскими авторами в число компонентов так называемой мягкой среды, т.е. совокупности нематериальных условий, характеризующих уровень развития отдельных регионов.

В силу все более очевидной противоположности реализуемой в Китае политики, с одной стороны, и так называемых деполитизированных подходов к внешнеэкономическим связям, преобладающих в большинстве "переходных" стран, с другой, представляется особенно важным остановиться на некоторых вопросах терминологии и создаваемых с ее помощью псевдообщностей, вроде "реформирующихся России и Китая". В частности, стоит обратить внимание на то, что современная китайская терминологическая шкала, как правило, содержит четкие политико-географические градации понятий интеграции, регионализации, интернационализации. Например, выражение "интеграция в мировое хозяйство" встречается в китайской научной литературе по внешнеэкономическим проблемам страны исключительно редко. И действительно, этот привычный российскому читателю аналогичных публикаций штамп не продуктивен, когда начинаешь прикладывать его к современному положению Китая в международном разделении труда.

Когда же основным свидетельством и критерием углубления такой "интеграции" считают лавину предпринимательских инвестиций, устремившихся в КНР в середине 90-х годов, то сразу возникает "парадокс Сянгана". Я имею в виду тот простой факт, что с восстановлением китайского суверенитета над этой территорией в 1997 г. исчезли основания для квалификации в качестве "иностранных" большей части капиталовложений, поступивших и продолжающих поступать в хозяйство КНР. Они перешли в разряд внутренних инвестиций в широко понимаемой экономике Китая. И дело не только в формальной и статистической стороне проблемы. Уже в 80-е годы немалая часть гонконгских инвестиций в хозяйство КНР представляла собой транзитное движение средств, источниками и организаторами которого нередко были государственные предприятия в самой КНР и Гонконге. Несомненно, в 90-е годы этот транзит еще увеличился, составляя, по некоторым приблизительным оценкам, около 20-30% упомянутого инвестиционного потока.

Примерно так же обстоит дело с движением товаров. И реэкспортные операции Гонконга и обработка грузов в порту специального административного района часто связаны с межрегиональной торговлей внутри страны. К тому же нередко все операции по внешнеторговому обслуживанию грузов, включая кредитование и оформление сделок, выполняются принадлежащими КНР государственными организациями и банками, расположенными в Сянгане.

Вплоть до перехода под суверенитет КНР Гонконг, хотя и в убывающей степени, вполне справедливо рассматривался большинством исследователей как важный инструмент вовлечения Китая в мировое хозяйство. По-видимому, так считали и в самом Пекине. Тогда поддержка хозяйства территории, несомненно, входила в число стратегических приоритетов. Однако в нынешних условиях - после восстановления суверенитета КНР над территорией - ситуация начинает меняться. Стратегическим приоритетом стал Тайвань, а получив в последние три года многочисленные подтверждения внешнеэкономической полноценности хозяйства страны в целом, Пекин еще менее склонен рассматривать рост открытости страны как безусловное благо. Сянган на глазах теряет свою привлекательность в качестве "окна в мир" и вынужден уже, в свою очередь, активно бороться за место во внутрикитайском разделении труда, в том числе сохранение роли перевалочной и реэкспортной базы.