Вместе с тем, после распада Советского Союза (одной из сверхдержав) наблюдаются опасные тенденции однополюсного мира. США, стремясь взять на себя роль «единого центра», пытаются навязывать свою волю другим странам, не игнорируя для этой цели и «двойных стандартов».

Однако сама история свидетельствует о том, что эффективно и результативно могут развиваться только те страны, которые не утратили своих интересов, своей культуры, своего лица. Именно в умении каждой страны продвигаться своим выверенным историческим путем, одновременно вписываясь в международную палитру и отстаивая общечеловеческие приоритеты и ценности, и состоит задача цивилизованного мира в начале третьего тысячелетия. Поэтому понятие глобальных проблем не следует отождествлять с понятием «глобализма» политики, развиваемой рядом западных ученых.

Смысл этих теорий сводится к тому, что чем дальше подвигаются общества по пути эволюции, тем более похожи они становятся и тем более утверждаются в мире универсальные ценностные ориентации. Основатели и сторонники данных подходов рассматривают мир как стереотипную систему во взаимодействии «ядра» (в их понимании – Запада), «периферии», то есть стран бывшего «третьего мира», и «буферной зоны», состоящей из сырьевых и технологических придатков Запада.

При этом параллельно (в том числе со стороны того же Запада) звучат и другие оценки: например, о наступлении периода «глобальной смуты», о грядущем столкновении цивилизаций, о движении открытого сообщества к новому тоталитаризму, о реальной угрозе демократии со стороны неограниченного в своем беспределе либерализма и рыночной стихии.

А вот, как выглядит «новый мировой порядок» в упрямой статистике: в странах «третьего мира» в крайней нищете находятся 1,2 миллиарда человек, а активы трех самых богатых людей мира эквивалентны суммарному ВВП 48 беднейших стран мира. Число голодающих в буквальном смысле этого слова в мире составляет 826 млн. человек, не имеющих доступа к основным медикаментам – 2 миллиарда. 11 миллионов детей в возрасте до пяти лет умирают ежегодно от причин, которые можно предотвратить и которых практически не бывает в США, Великобритании, Франции и других развитых странах.

Как тут не вспомнить заявление, сделанное в свое время сенатором Калифорнии, что если все в мире будут жить, как в его родном штате, то мировых ресурсов хватит всего на две недели…

Проблема состоит еще и в том, что образ «нового мира» внедряется в общественное сознание как стереотип, прежде всего, североатлантической цивилизации, претендующей на планетарные пределы. А ведь у нее есть своя специфика, отнюдь не всегда соответствующая менталитету других народов. Говоря словами одного из российских ученых, реальный постиндустриализм предстает здесь преимущественно как гипертрофированная сфера услуг, причем не столько в области науки, культуры или высокого образования, сколько – финансов, информатики, медбизнеса. В этом виртуализированном космосе как на дрожжах растет и влияние нового класса – людей услуг.

И все же наряду с вышеобозначенной стереотипной схемой развиваются и другие модели общественного обустройства. И даже у стран, придерживающихся западных «правил игры», есть немало своего, «особенного». Возьмем, например, скандинавскую модель развития, с ее ориентацией на социальную поддержку, или обратимся к «японскому чуду». Несмотря на то, что Америка после второй мировой войны подавляла Японию, ей все-таки не удалось перестроить эту страну по своему подобию. Бывшая полуфеодальная Япония трансформировалась в суперсовременное государство, но с отличной от Америки социально-экономической моделью. Согласно восточной традиции, рыночная модель Японии базируется на главенстве государственных органов во всех сферах экономической жизни.

Так что человеческое сообщество стремится сохранить свое многообразие традиций и культур. Хотя если исходить из классической социологической теории, то она определяла общество скорее как способ организации человечества, а не как некую локализованную часть населенного пространства. И в этом смысле глобальное общество – это единые способы организации жизни, занимающие весь земной шар. Однако «единые» не означает унифицированные. Единство человеческого сообщества состоит как раз в его дифференцированности, многообразии, а единство мира – в универсальной системе координат, призванной совмещать в себе порой, казалось бы, даже несовместимые ценности.

3. Геополитика

Геополитика обрела научную и дисциплинарную классификацию с XX в. Сам этот термин впервые ввел в научный оборот шведский ученый Р. Челлен. Однако зависимость своей судьбы от территории проживания интересовала людей еще с глубокой древности. Например, еще Аристотель размышлял о зависимости политической жизни от местоположения и территориальных особенностей той или иной страны. В частности, он выдвигал «версию» о том, что остров Крит в связи со своим расположением в море способен влиять на Грецию. А философ-просветитель Ш. Монтескье размышлял о национальном характере народа, полагая, что островитяне более склонны к свободе, чем жители континента. (Однако сейчас ученые склонны рассматривать подобные мнения как субъективные).

Приведем еще несколько точек зрения на этот счет из исторической философской ретроспективы.

В средневековье арабский философ и историк Ибн Хальдун отметил закономерность общественного развития, обусловленную географической средой и проявляющуюся в циклах подъема и упадка цивилизации в процессе смены поколений.

Немецкий писатель и философ И. Гердер говорил о культурных, литературных и языковых факторах, влияющих на объединение территорий.

Р. Челлен понимал под геополитикой учение о государстве как о географическом и биологическом организме, стремящемся к своему расширению. Одновременно Челлен рассматривал государство как политическое пространство.

Немецкий ученый Ф. Ратцель разработал теорию «жизненного пространства» и «естественных границ», где отправным пунктом была концепция о том, что географическое ведет к политическому.

Русские ученые В.Н. Татищев, П.А. Кропоткин, Л.И. Мечников, Г.В. Плеханов, Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский и другие изучали влияние географической среды на историческую судьбу народа, на формирование наклонностей и характера человека.

Эти работы написаны в контексте понимания геополитики как науки, органически взаимосвязанной с другими областями человеческого познания. «Факт географический» (говоря словами Чаадаева) и историческая ретроспектива, природные условия и традиции народов – все это вместе взятое действительно влияет на судьбу каждой конкретной страны, и все это необходимо брать на вооружение при разработке ее концептуальной политики.

В связи с этим можно взять за основу предложенную белорусскими учеными трактовку геополитики: это учение о географической обусловленности политических явлений, это особая отрасль знаний, исследующая зависимость государственных действий от влияния географических факторов, влияющих на состояние и эволюцию экономической, политической и социальной системы общества. Она служит одним из теоретических оснований политики стран как внутри их, так и за рубежом.