В то же самое время, китайская сторона время от времени проводит операции по «зачистке» корейских посёлков, выявлению и высылке беженцев. В частности, такая кампания проводилась весной 2000 года и привела, по сообщениям южнокорейской печати, к депортации примерно 10 тысяч человек за период с 15 марта по 15 июня4И. По неподтверждённым слухам, эта кампания была связана с визитом Ким Чен Ира, который посещал КНР в начале мая4Ч Такие операции часто являются ответом на очередной захват иностранной миссии в Пекине. Особенно активно проводятся облавы в административных центрах и их ближайшей округе, так что беженцы предпочитают находить убежище в отдалённых деревнях, где меньше шансов стать жертвами облавы.

Северокорейские власти также время от времени пытаются наладить охрану границы, но эти попытки не приводят к заметному эффекту. Из рассказов беженцев создаётся впечатление, что сам по себе переход границы не представляет особой трудности. В 1992 году Ким Чон Ён, несмотря на её профессиональную подготовку и немалые возможности офицера Министерства охраны государства (главной северокорейской спецслужбы), пришлось готовить свой переход через границу весьма тщательно415, однако в рассказах беженцев конца 1990-х годов то и дело встречаются фразы типа «Я дошла до Ту-мангана и переправилась через него в Китай», сказанные таким тоном, каким говорят о поездке на рынок в соседнем уезде.

Вплоть до начала 1990-х годов переход границы считался в КНДР тяжким государственным преступлением, за которое полагалось суровое наказание — до расстрела включительно. Однако после 1996 года северокорейские власти существенно смягчили свою политику в отношении пойманных беглецов — вероятнее всего, из-за их крайней многочисленности и явного отсутствия политических мотивов в их поведении.

По сути, нелегальный переход границы сам по себе в КНДР сейчас воспринимается как достаточно мелкое правонарушение. Хотя есть отрывочные сведения о показательных расстрелах перебежчиков, эта мера применяется лишь в порядке исключения, к тем из них, кто (с основаниями или без оных) был обвинён в шпионской и подрывной деятельности. Большинство же из тех, кого задерживают при переходе границы, отделывается лишь коротким сроком заключения в специальном проверочном центре. Такая же судьба ожидает и тех, кто попадает в руки китайской полиции и депортируется обратно в Северную Корею. Сроки нахождения в проверочном лагере обычно невелики — несколько недель. Иногда задержанных после окончания проверки отправляют на «трудовое перевоспитание», но и оно длится недолго. От выданных Китаем перебежчиков в проверочном лагере требуют признания в сотрудничестве с южнокорейскими спецслужбами и иных серьезных грехах, но делают это, похоже, без особого рвения, так что большинство задержанных, пройдя проверку и, в худшем случае, отбыв после её окончания «трудовое перевоспитание», выходят на свободу (и, случается, тут же опять переходят границу).

С внешнеполитической точки зрения беженцы представляют из себя немалую проблему для всех заинтересованных сторон (при этом о самих беженцах всерьёз беспокоятся только некоторые общественные организации). Для Пхеньяна, их существование является лишним напоминанием о полном крахе «чучхейской экономики» и бедственном положении подавляющего большинства народа. Кроме того, беженцы, возвращаясь в Северную Корею, приносят с собой нежелательную, потенциально опасную информацию о жизни в других государствах, да и южнокорейские спецслужбы, несомненно, широко используют создавшуюся ситуацию в своих целях. Сейчас, впервые за несколько десятилетий, стала возможной засылка южнокорейской агентуры непосредственно в Северную Корею, а также поддержание связи с агентами, находящимися на территории КНДР.

У властей Китая наличие на территории страны многих десятков, а, возможно, и сотен тысяч нелегальных иммигрантов также не вызывает особого восторга. Помимо экономических и социальных проблем, которые беженцы вызывают или могут вызвать в городах Северо-Восточ-ного Китая, они самим фактом своего существования снижают возможности дипломатического маневрирования между двумя Кореями.

Южнокорейские власти также находятся в непростом положении. С одной стороны, им приходится что-то делать для беженцев, которые являются их соотечественниками и даже, теоретически, гражданами. С другой стороны, принимать беженцев у себя южнокорейские власти не хотят, отлично понимая, что этот акт гуманизма в перспективе обойдётся им весьма дорого. Вдобавок, Сеул стремится избежать ненужных проблем в отношениях с КНР — важным торговым и политическим партнёром Кореи.

Однако наличие беженцев важно и с ещё одной точки зрения. Впервые за всю историю КНДР значительная часть её жителей получила возможность бывать за пределами своей страны. Находясь в Китае, многие из них видят южнокорейских туристов, смотрят южнокорейские фильмы и сериалы (последние очень популярны в КНР), слышат рассказы побывавших в Южной Корее знакомых Все это означает, что беглецы теряют былую веру во многие постулаты пхеньянской пропаганды. Возвращаясь в Корею, они делятся этой информацией (и своим новообретённым скепсисом) со многими из тех, кто остался дома. Всё это неизбежно расшатывает основы северокорейского режима — по крайней мере, в том виде, в котором он существует сейчас

Заключение

На основе изложенного можно прийти к заключению, что в конце 80-х — 90-х годах произошло серьезное изменение баланса сил и конфигурации отношений между основными участниками, вовлеченными в урегулирование корейской проблемы, и в частности взаимодействия двух противоположных тенденций: с одной стороны, очевидно укрепление влияния США, а также КНР в условиях ослабления позиций России и сохранения на прежнем уровне — Японии; с другой стороны, в середине 90-х годов активизируются усилия Москвы с целью восстановить свои позиции в приграничном дальневосточном регионе и вновь стать влиятельным участником процесса урегулирования корейской проблемы.

При анализе подходов рассматриваемых держав к конечной цели урегулирования данного вопроса — объединению Кореи необходимо учитывать следующее.

Во-первых, события конца XX в. и особенно всплеск взрывоопасной конфронтационности в межкорейских отношениях в 1993—1996 гг., несмотря на создавшуюся в этот период в целом благоприятную внешнюю атмосферу, еще раз продемонстрировали сложность корейской проблемы и невозможность достижения объединения Кореи в ближайшем, а возможно, и обозримом будущем. В этих условиях все заинтересованные государства, видимо, будут рассматривать как программу-минимум собственной внешнеполитической деятельности на корейском направлении — поддержание мира и стабильности на Корейском полуострове в ближайшей перспективе.

Во-вторых, с точки зрения долгосрочной перспективы отношение четырех держав к вопросу воссоединения двух корейских государств неоднозначно, хотя, естественно, публично никто из руководителей государств не выступает против объединения Северной и Южной Кореи. В связи с этим существуют многочисленные мнения среди политиков и ученых различных стран.