Известно, что идее Хусейна о возможности применения военной силы против Израиля предшествовали слова: «Если Израиль атакует какой-либо сектор иракской металлургической индустрии…». Кроме того, еще за десять дней до своего не в меру радикального высказывания, которое, скорее всего, было лишь риторическим приемом, С.Хусейн в своем заявлении касаемо разработки Ираком химического оружия сказал: «Каждый должен знать свои рамки. Спасибо Господу, мы знаем свои и не атакуем никого». Соответственно, мы видим, что невзирая на противоречивость вербальных заявлений иракского лидера, они следуют определенной логике сдерживания. Разумеется, в данной ситуации необходимо учитывать особенности восточной политической культуры, которая отличается отсутствием прозрачности решений и наличием риторических преувеличений. Так, публичные выступления иракского президента могли запутать не только израильское руководство, но и международную политическую и научную элиту по поводу возможностей С. Хусейна подвергаться процессу сдерживания.

3) рациональность мышления лидеров исламских государств, что является необходимой составляющей сдерживания, поскольку сдерживание представляет собой результат оценки соотношения преимуществ и потерь от нападения.

В этой области можно выделить две составляющие, которые касаются как непосредственно иракского направления, так и в целом поднимают проблему сдерживания в общецивилизационном аспекте. Первый момент является субъективным и относится к персоне С. Хусейна как наиболее непредсказуемого и противоречивого арабского лидера. Об этом достаточно убедительно говорит приведенный пример радикальной речи иракского президента. Однако несмотря на подобные высказывания, периодически С. Хусейн довольно четко демонстрировал отличное понимание основных принципов сдерживания. Так, в одной из своих речей во время встречи с группой американских сенаторов в апреле 1990 г. он заявлял: «Справедливый мир возможен лишь при условии, что и Израиль и арабы будут иметь по ядерной бомбе – тогда ни один из них не отважится использовать ее». Это подтверждает понимание иракским лидером основ сдерживания как психолого-стратегического феномена. М. Эйзенштадт говорит: «Саддам Хусейн, возможно, склонен к риску, однако он не сумасшедший». В подтверждение этого ученый приводит примеры.

Так, в период военной операции «Буря в пустыне», когда иракские войска начали отступать, Саддам понял возможные последствия поражения для Ирака и немедленно прибег к советскому посредничеству. Когда его армия была вытеснена из Кувейта войсками коалиции, Хусейн согласился на прекращение огня вместо того, чтобы продолжать напрасную борьбу. Все это, по мнению ученого подтверждает реалистичность мышления иракского президента. «Если бы Саддам Хусейн имел комплекс смертника, он бы погиб много лет назад». Кроме того, многие исследователи отмечают высокую мотивацию С. Хусейна к сохранению своего режима, что заставляло его не прибегать к акциям, которые угрожали бы существованию этого режима. Отмечается, что Хусейн не осмелился применить химическое оружие против войск коалиции в период «Бури в пустыне». Что же касается возможностей продажи Хусейном ядерного оружия террористическим организациям, то здесь стоит прислушаться к мнению одного из известнейших представителей неореализма, Дж. Мершеймера. Он также утверждает, что С. Хусейн не мог поддерживать связей с «Аль-Каидой», поскольку радикальный фундаменталист бен Ладен является представителем направления, с которым иракский лидер всегда боролся. Таким образом, для Хусейна ядерный терроризм представлял бы собой не меньшую угрозу, нежели для Соединенных Штатов, полагает ученый.

Другой аспект проблемы – цивилизационный. Действительно ли сдерживание действует лишь в контексте христианской культуры, которая в силу своего рационализма способствует функционированию этой стратегии? В этом случае можно провести параллель между исламом и классическими ветвями христианства, католицизмом и, особенно, православием. Например, православная ветвь христианства, которая сформировала культуру народов большей части Российской империи, стала базисом для политической и стратегической культуры советского государства. Не даром ведь на заре появления концепции ядерного сдерживания множество американских политических аналитиков сомневались в возможностях СССР воспринимать основные постулаты этой теории по причине принципиально иных культурно-стратегических ориентиров, а также тоталитарного характера власти, допускающего секретность принятия решений и возможность жертвовать колоссальными людскими ресурсами ради самосохранения.

Однако то, что Советский Союз не только воспринимал правила сдерживания, но и играл по ним, сегодня не вызывает никакого сомнения, документально же это было подтверждено лишь в начале 70-х годов.

Кроме того, сегодня мы видим, что тезис о принципиальном культурном невосприятии сдерживания странами исламской цивилизации демонстративно опровергается международной практикой. Первыми яркими примерами восприятия ядерного сдерживания нехристианскими цивилизациями стали Индия и Пакистан, которые принадлежат, соответственно, к индуистской и исламской культурам. Ядерные стратегии обоих государств целиком основаны на этой концепции в ее идеальном – минимальном варианте.

Таким образом, данные соображения приводят нас к следующим выводам. В 90-е годы происходит трансформация американской военно-политической стратегии, в особенности это касается так называемых «государств-изгоев». В отношении Ирана и Ирака эта стратегия проходит несколько этапов – от двойного сдерживания путем экономических санкций, политического бойкота, а также имеющимся военным потенциалом США до комбинирования сдерживания с политикой «оттеснения», которая обусловливает физическое уничтожение враждебных режимов путем стимулирования внутренней оппозиции и, наконец, до признания сдерживания недостаточно эффективной стратегией. Последнее было зафиксировано в Стратегии национальной безопасности за 2002 г., которая впервые за всю послевоенную американскую историю декларировала отступление США от классического сдерживания, основанного лишь на угрозе возмездия. Это положение, зиждившееся на уверенности большинства американского политического истеблишмента в невозможности восприятия сдерживания нехристианскими культурами и харизматическими лидерами «третьего мира», было проанализировано в рамках данной статьи. В результате мы пришли к опровержению тезиса, выдвинутого современными американскими идеологами – количество и характер аргументов не являются достаточными для того, чтобы утверждать, что сдерживание не работает на уровне восприятия его религиозно-этническими формациями, отличными от европейской или американской. Кроме того, любой диктатор (что подтверждено примером Хусейна), который имеет достаточно разума, чтобы добиться власти и достаточно осмотрительности, чтобы ее удерживать на протяжении долгого периода времени, способен к пониманию сдерживания как процесса, который действует на уровне базового инстинкта самосохранения. Разумеется, система, которая допускает функционирование сдерживания в целом, не исключает фактов его неэффективности, что подтверждают исторические прецеденты. Однако если говорить о ядерном сдерживании, прямом, а не расширенном сдерживании, которое касается экзистенциальных основ как политического, так и физического характера, то сорок лет «холодной войны» подтвердили если не универсализм, то, во всяком случае, определенную проверенность схем его действия. И если влияние сдерживания на террористические группы, рассеянные по всему миру и не имеющие четких территорий и, соответственно, уязвимых мест, представляется довольно проблематичным, то брать под сомнение его воздействие на лидеров отдельных государств, на наш взгляд, является неправомерным, поскольку им всегда есть что терять.