Существенным элементом в мотивации человеческой деятельности яв­ляется ценностный момент (ценностное отношение, ценности, оценка). Одним из оснований значимости этого элемента является отношение "человек - мир", В самом общем плане оно предполагает возможность двоякого понимания места и роли человека: а) человек есть фактор развития мира; б) мир есть фактор развития человека. При всей диа­лектике этих отношений, различия, бесспорно, очевидны. В первом случае мы обращаем внимание на объективную характеристику мира и берём его сам по себе. Человек при этом выступает как одно из усло­вий изменения мира, и именно это его свойство, его функция, стано­вится определяющей. Во втором случае мы прежде всего выясняем, что есть мир для человека. Здесь не суть важно, что есть мир сам по се­бе, важнее то, как мир относится к человеку.

Естественно, что для этого необходимо уяснить понятие "мир". Но здесь возникает ещё один момент, а именно, невозможность ограни­читься познанием мира, данным человеку в деятельности его. Тут и возникает вопрос, - как должен действовать человек? Мало того, что он должен действовать, исходя от познания мира. Он должен действо­вать, исходя из понимания того, что ему нужно. А такое понимание невозможно без оценки окружающего мира в его отношении к человеку и без познания этого отношения.

Очевидно, таковым было восприятие окружающего мира первобытным человеком. Первоначально он представлялся ему и жестоким, чуждым, враждебным и, в то же время, дающим пищу, кров, в нём же можно бы­ло найти защиту и спасение. То есть, в самой природе человек разли­чал хорошее и плохое, враждебное и дружественное. Отсюда выросли и хотя и генетически и логически они между собой тесно связаны.

Проведенное различение станет, вероятно, более существенным, когда мы обратимся к практике, к деятельности. Познание, направ­ленное на выяснение того, что есть мир и человек в мире, представ­ляет мир как объект. И сколько бы ни говорилось, что "человек суть творец", не снимается вопрос, а "какое дело до этого природе?". Не исключено, что человек может оказаться лишним в мироздании, лишним в мире законов природы, в мире необходимости, И это "доказывается" и "опровергается". Очевидно, это нужно. Но ещё больше нужно выяс­нять, как люди воспринимают окружающий мир: чем он для них хорош и чем плох, И - почему? А в этом объяснении ("почему?") не должно быть места объективизму: "так есть потому, что так есть от века и так будет во веки веков". Вопрос "почему плохо?" должен подразуме­вать: так быть не должно. Тогда и станет ясно место человека в ми­ре, - он сам, через свою деятельность, определит в нём своё место.

Разные смыслы вкладывают люди в своё отношение к миру именно по­тому, что мир по-разному воспринимают. Они думают не одно и то же "о чём-то", они думают об одном и том же по-разному. Было бы оши­бочным провозглашать какой-либо взгляд, точку зрения единственно приемлемыми. Но тогда снова возникает вопрос - "что есть истина?". Марксизм утверждает, что истина на стороне прогрессивных обществен­ных групп. А как быть, если среди этих групп появились разногласия? Ведь их нельзя мерить приверженностью к ранее единой позиции. В данном случае важно, что появились новые осмысления, новые отноше­ния к окружающему, новые его оценки. Как подчеркнул один из иссле­дователей, "истина есть, но вот монопольных её обладателей нет. Ибо истина внутренне одухотворена и динамична, а наша "похоть господствования" - и над социальностью, и над сферой духовных отноше­ний - ведёт нас к внутренней статичности и омертвлению".

Можно ошибаться в том, что есть мир сам по себе. Но нельзя не древние верования (анимизм, тотемизм, магия) и мифы. Возможно, кто именно субъективное отношение к окружающему миру о необходимостью породило мифологическое сознание человека. Затем наступил этап, связанный со становлением производящего хозяйства, объяснения: почему мир в одном случае добр, а в другом - враждебен. Тут уже тре­бовалось знать, чем мир является сам по себе (искажённое миропони­мание привело к усложнившимся формам религиозных представлений в виде политеизма, шаманизма и т.п.). Но это всё же было производным от ощущения, оценки окружающей действительности. Ясно, что на неко­торой стадии познавательная функция как бы отделилась от практики, стало самодовлеющей или представлялась таковой. Объяснение мира привело человека к реальной возможности изменять его, чем он и за­нялся. Однако сама деятельность по преобразованию мира, приводя к его изменению, через этот измененный мир вновь возвращалась к чело­веку, как объект, и, таким образом, вопрос о том, чем является мир по отношению к человеку, не снимался.

С усложнением человеческой практики и усложнением жизни общест­ва сама возможность доброго и злого "отношения к миру" у человека не исчезла. Она трансформировалась в соответствии с усложнившейся структурой социального. Теперь ощущения, представления о "злом" и "добром" мире стали различными у разных социальных групп. Более то­го, факторы позитивные и негативные в жизни человека многократно усложнились благодаря его собственной деятельности. Однако само восприятие мира не исключило его как фактора, воздействующего на человека, то есть, не исключила оценки мира как хорошего или плохо­го. Следовательно, вопрос "что есть мир" не совпадает с вопросом "что есть мир для человека". Поскольку первый является лишь частью второго, значит, он лишь раскрывает второй, более общий вопрос. Та­ким образом, хотелось бы подчеркнуть, что ценностное отношение ши­ре, фундаментальнее, значительнее, чем отношение познавательное, чувствовать, не понимать, нельзя ошибиться в том, каков он для че­ловека, - хорош или плох. Для одних он плох, для других хорош. Кто прав, - это рассудит деятельность, практика. Представление о том, что мир надо принимать таким, каков он есть, ведёт к унижению чело­века, превращению его лишь в фактор развития, но не в цель его.

Таким образом, одной из специфических особенностей причинности в социальной жизни является то, что цели, которые сознательно ста­вит перед собой человек, выступают необходимым опосредствующим зве­ном цепи причин и следствий. Выбор того, как действовать, люди де­лают сами, и делают его под влиянием того, как понимают сложившие­ся обстоятельства и к чему стремятся.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проблема социальной детерминации на исходе века, пожалуй, самого бурного по рождению и крушению целых мировоззренческих систем, остается одной их самых содержательных и плодородных. Освобождаясь от излишнего идеологизаторства, появляется возможность действительно использовать принцип детерминизма как инструмент социального познания имеющий объективную эвристическую ценность. Особенно это касается анализа общественных отношений вообще и современных в частности. Признание принципа детерминизма основополагающим в изучении личности также заставляет по-новому оценить и переосмыслить многое из того, что считалось незыблемым ещё не так давно. Нам представляется перспективным дальнейшее исследование данной проблематики.