В оборот вовлекаются всевозможные виды ресурсов (земля, жилье, информация). Формируются группы рантье, живущие на проценты с денежного или вещного капитала. Для одних, ссужаю­щих деньги на короткие сроки под немыслимо высокие проценты, это является формой рискового бизнеса. Для других, сдающих в аренду собственные квартиры, — это лишь вынужденный шаг, политика собственного выживания.

Учатся торговать и «слуги народа». Конечно, коррупция была и раньше. Но сегодня, действительно, можно говорить о новой когорте чиновников-предпринимателей, переводящих торговлю разрешениями (подписями) на регулярную (профессиональную) основу. Раньше под контролем партийных комитетов брали, что называется, «по чину». Сегодня масштабы торговли чиновничьи­ми услугами возросли и приобрели более открытый характер.

Одновременно ряд социально-профессиональных групп ока­зался в «подвешенном» состоянии. Это относится к тем, кто имеет невостребуемую сегодня узкую квалификацию и привязан к «ле­жачим» предприятиям, уже потерял работу или находится перед угрозой ее потери, вынужден сняться с насиженного места и бе­жать из «горячих точек», превратившись в беженца, полуэмигран­та. Для многих неопределенность длится годами. Состояния без­работного, бомжа, беженца связаны с новыми формами самоиден­тификации, принять которые вчерашнему советскому человеку бывает не просто.

Жертвой стабилизационной финансовой реформы стали ши­рокие слои служащих бюджетной сферы, поставленные в условия унизительной бедности и неопределенности перспектив. Произо­шло частичное размывание профессиональных слоев в здраво­охранении и образовании, науке и культуре. От структурных из­менений страдают и работники целого ряда производственных от­раслей. Конверсия наступает на отрасли военно-промышленного комплекса, сосредоточившие значительную часть научно-техни­ческого потенциала страны. Жертвой частичной демилитаризации становится армия, в первую очередь среднее и младшее офицерст­во, которому приходится думать о мирных профессиях. Большин­ство их вынуждены смириться с потерей материальных и статус­ных позиций. Частичной компенсацией для «бюджетников» ста­новятся падение трудовой дисциплины и тихое растаскивание ста­реющего государственного имущества.

3.2. Социально-экономическая дифференциация.

В ходе реформ резко возросла дифференциация доходов, имущественного состояния и уровня жизни. Появилась группа хорошо обеспеченных по западным стан­дартам людей, являющих и классические образцы престижного (демонстративного) потребления. Одновременно пополняются ряды бедного населения. Причем в них попадают не только без­работные и нетрудоспособные, деградировавшие и деклассиро­ванные, но и часть работающего населения, находящегося в рас­цвете сил и способностей (так называемые новые бедные). Воз­никла опасность появления застойных очагов материальной не­обеспеченности. Оценки действительных масштабов бедности варьируют от 20 до 60 и более процентов в зависимости от вы­бранных критериев и политических взглядов экспертов. Да и само понятие бедности неоднородно и охватывает различные социаль­ные состояния18.

Неудовлетворенность людей своим материальным положени­ем сохраняется и даже возрастает. Но материальные условия жиз­ни сильно изменились по сравнению с дореформенным перио­дом, когда наблюдался хронический дефицит предметов первой необходимости. За период с начала реформ значительно возросли материальные потребности людей, разнообразились стили жизни, что само по себе является важным показателем социально-эконо­мического развития. Мы переживаем очередную «революцию при­тязаний».

В большей степени это, конечно, касается элиты, освоившей новые потребительские стандарты: отремонтированное по евро­пейским меркам жилье, машины-«иномарки», просторные летние дома, высококачественные импортные потребительские товары, отдых за границей, образование детей в платных школах в России и за рубежом. Копируются образцы потребления, приписываемые средним и высшим средним слоям на Западе. Собственно само понятие «новые русские» (до появления анекдотического налета) обозначало не предпринимателей или богатых как таковых (хотя высокий уровень обеспеченности предполагался). Это в первую очередь выражение нового для нас западнического стиля жизни, обозначение нового сообщества потребления. Войти в это сооб­щество могут далеко не все (речь идет о нескольких процентах населения). Но жизненным ориентиром это становится и для бо­лее массовых групп, которые по отдельным показателям начинают тянуться за «новыми русскими». Достаточно обширные слои насе­ления обзаводятся товарами длительного пользования, покупают машины, строят дачи. При этом «западничество» в потреблении может причудливым образом сочетаться с прежним традициона­лизмом жизни и взглядов.

3.3. Изменение трудовых и статусных ориентиров.

Властно-ориен­тированный тип сознания не сдал многих своих позиций. Однако он вынужден потесниться под давлением новой системы статус­ных ориентиров, характеризующихся связкой «Запад — бизнес — доход». Иными словами, престижным стало то, что связано с За­падом или с бизнесом, а лучше всего — с западным бизнесом.

С размыванием присущей советскому строю трудоцентристской идеологии усилилось и без того немалое значение высокого заработка в системе трудовых ценностей[9]. Одновременно в оцен­ках населения пошли вниз ценности, связанные с добросовест­ным трудом, трудолюбием. На передний план выдвигаются «дело­вые способности» — умение «вертеться», находить нужные связи, зарабатывать[10]. Сравнительная привлекательность профессий из­меняется в пользу тех, которые обеспечивают более солидное и быстрое материальное вознаграждение. Наиболее доходные места занимаются экономистами и юристами, бухгалтерами и маркетологами и т.п

Вообще реабилитируется все, что связано с экономикой и то­варно-денежными отношениями. Притягательная сила атрибутов экономической власти среди символов успеха значительно воз­росла. Активно утверждается символика рынка. «На коне» оказы­ваются те, кто успешнее других толкуют о содержании рыночных реформ (особенно если они демонстрируют знания какой-нибудь западной теории и практики). При этом каждый волен вкладывать в рыночные категории самый разный смысл.

Мы переживаем ситуацию повышенной нормативно-статус­ной неопределенности. Общая сложность социальной картины, раз­дробление части привычных сообществ, открытие новых (зачас­тую неясных) социальных и профессиональных перспектив, бы­страя смена господствующих идеологий способствуют утрате час­тью населения четких нормативных ориентации, понимания целей и перспектив развития общества. Добавим к этому возросшие культурно-нормативные разрывы между поколениями, воспитан­ными при разных хозяйственно-политических режимах. Традици­онная «проблема отцов и детей» готова принять нетрадиционно острые формы и способна на долгое время остаться источником напряженности.

Список использованной литературы:

1. Борисов В.А., Козина И.М. Об изменении статуса рабочих на предпри­ятии // Социологические исследования.- 1994.- № 11.- С. 16-29.