Самые жестокие предрассудки ортодоксального инду­истского общества связаны с судьбой вдов: им строго за­прещается вновь выходить замуж, даже если они овдове­ли в детском возрасте. Считается, что грехи несчастной, совершенные ею в этом или в одном из прошлых рожде­ний, явились причиной смерти мужа, и потому она дол­жна быть наказана. Вдова практически выключена из жизни общества, облик ее отмечен внешними, издалека видными признаками –простое белое платье, никаких украшений, никакой косметики, всю жизнь ей надлежит провести в семье умершего мужа, у своих сыновей, един­ственных, кто не подвергается ритуальному осквернению в результате контакта с ней. В соответствии с местными и кастовыми установлениями весьма ограничен ее рацион, из которого исключаются не только все виды мяса, но и многие овощи и коренья, а также соль. Регулярно, примерно через каждые четырнадцать дней, она должна со­блюдать очень строгий пост (нельзя нить даже воду), спать на голой земле и т. д.

Все это вполне могло привести к тому, что смерть на костре казалась индийским вдовам не самым тяжелым ис­пытанием.

В санскритской литературе, а также и у древнегрече­ских писателей, приведены примеры не только доброволь­ного сожжения вдов, но и горячие споры между двумя женами за честь быть сожженной.

Венецианский купец-путешественник Каспаро Бальби пишет, что у некоторых восточных народов существует обычай, согласно которому не только жены хоронят себя после смерти мужа, но и рабыни, являвшиеся его возлюб­ленными. Делается это вот каким образом. После смерти мужа жена может потребовать, если ей угодно (но лишь очень немногие пользуются этим), три-четыре месяца на устройство своих дел. В назначенный день она садится на коня, празднично разодетая и веселая, и отправляется, по ее словам, почивать со своим мужем; в левой руке она держит зеркало, в правой – стрелу. Торжественно прокатившись таким образом в сопровождении родных, дру­зей и большой толпы праздных людей, она направляется к определенному месту, предназначенному для таких зре­лищ. Это огромная площадь, посередине которой находит­ся заваленная дровами яма, а рядом с ямой – возвышение, на которое вдова поднимается по четырем-пяти ступеням, и ей туда подают роскошный обед. Насытившись, она тан­цует и поет, затем, когда ей захочется, приказывает за­жечь костер. Сделав это, она спускается и, взяв за руку самого близкого родственника мужа, отправляется вместе с ним к ближайшей речке, где раздевается донага и раз­дает друзьям свои драгоценности и одежды, после чего погружается в воду как бы для того, чтобы смыть с себя грехи. Выйдя из воды, она заворачивается в кусок желто­го полотна длиной в четырнадцать локтей и, подав руку тому же родственнику мужа, возвращается вместе с ним к возвышению, с которого она обращается с речью к на­роду и дает наставление своим детям, если они у нее есть. Между ямой и возвышением часто протягивают занавес­ку, чтобы избавить женщину от вида этой горящей печи; но некоторые, желая подчеркнуть свою храбрость, запре­щают всякие завешивания. Когда все речи окончены, од­на из женщин подносит ей сосуд с благовонным маслом, которым она смазывает голову и тело, после чего бросает сосуд, в огонь и сама кидается туда же. Толпа тут же за­брасывает ее горящими поленьями, чтобы сократить ее мучения, и веселое празднество превращается в мрачный траур.

Если же муж и жена люди малосостоятельные, то труп покойника приносят туда, где его хотят похоронить, и здесь усаживают его, а вдова становится перед ним на колени, тесно прильнув к нему, и стоит до тех пор, пока вокруг них не начнут возводить ограду, когда ограда до­стигает уровня плеч женщины, кто-нибудь из ее близких сзади берет ее за голову и сворачивает ей шею; к тому времени, когда она испускает дух, ограда будет закончена, и супруги лежат за нею похороненные вместе.

В 1881 году старый бенгалец Шиб Чундер Бозе, порвавший с религиозными предрассудками народа писал очень интересную книгу о нравах и обычаях своих сопле­менников под названием «The Hindoos as they are». Автор приводит некоторые факты из воспоминаний своего, детства и между прочими то, как сожгли живьем его овдовевшую тетку вместе с трупом его умершего дяди. Мальчик, еще не имевший ясного понятия о смерти, а не только об этом страшном жертвоприношении, поспешил в соседний дом, где жила его тетка, скорее из любопытства, чем из участия. Но то, что он увидел потом, произвело на него неизгладимое впечатление. Он нашел тетку одетой в красное шелковое платье; лоб и ноги ее были выкрашены красной краской; она жевала перечную траву. Все эти подробности глубоко запечатлелись в памяти мальчика, заметившего также, что тетка его была в каком-то стран­ном состоянии, очевидно в экстазе, хотя все ее движения были спокойны и медленны. Ее окружала толпа женщин, которые глядели на нее с видом удивления и глубокого почтения. Некоторые даже стояли перед нею на коленях. Тут к ней подошла старая браминка с зажженной свечой и предложила ей испытать свое мужество, держа па­лец над свечой. Вдова согласилась без колебаний и с неизменной твердостью держала палец в огне, пока он не поджарился.

Часов в одиннадцать утра ее понесли в открытом па­ланкине за телом ее мужа на место, где был приготовлен костер. Лицо ее было открыто. Раньше она сочла бы смер­тельным стыдом показаться с открытым лицом перед по­сторонними мужчинами, но теперь она уже не принад­лежала этому миру; мысли ее были с ее мужем, с которым она должна была соединиться через несколько минут веч­ного блаженства.

По прибытии на место сожжения к жертве подо­шел полицейский-индус и, согласно своей обязанно­сти, попытался отговорить ее от выполнения страшно­го намерения. Но она осталась непоколебимой и, отве­тив решительным отказом, стала глядеть на приготовляе­мый костер, сложенный из легко воспламеняющихся ма­териалов. Когда тело мертвеца было положено на него, вдову пригласили обойти семь раз вокруг костра. Она сде­лала это, но тут ее энергия и присутствие духа как будто поколебались. Полицейский служитель тут же воспользо­вался этим, чтобы еще раз попытаться спасти женщину от ее страшной судьбы. Но вдова, ничего не отвечая ему, легла рядом с покойным и приказала поджечь.

Следует сразу обратить внимание читателей, что по сути ритуальное самоубийство представляет собой разновидность сценического искусства, театрального действия, где имеются главный герой и актеры, действие и зрители, пристально следящие за ним. Роль главного персонажа исполняет жертва, и в ее обязанности входит достойно сыграть свою роль. В этом ей помогают многочисленные помощники, представленные браминами, которые следят за последовательностью развивающихся событий, управляют ходом действия, четко следя, чтобы каждый шаг, каждое слово вдовы соответствовало принятому ритуалу. Вдова следовала за трупом пешком или в носилках среди толпы благоговейно взиравшего на нее народа, и нередко под звуки музыки. Многие, вероятно, с целью одурманить себя, делали этот путь танцуя и по приходе на место очертя голову бросались на уже пылающий костер. Впрочем, это было исключение, обыкновенно жертвоприношение совершалось с достоинством и серьезностью. Этому придавалось огромное эстетическое значение. Вдова обходила надлежащее число раз вокруг костра, па котором уже лежало тело ее мужа, и сыпала из-под подола платья жареный рис и раковины каури, которые ревностно подбирались присутствовавшими, так как этим вещам, полученным от жертвы, приписывались целебные свойства. Народ верил, что сжигаемым вдовам дается в послед­ние минуты способность ясновидения. Брамины старались внушить жертве ожидание, что в роковую минуту ей откроются удивительные вещи, и не подлежит сомнению, что им удавалось путем внушения убеждать в этом мно­гих женщин, как видно из того факта, что одна вдова, ли­шившаяся чувств при виде костра, так что ее бросили в него в обморочном состоянии, дорогой туда спокойно раз­говаривала с сопровождавшими ее женщинами и делила между ними перечные листья, которые принимались как драгоценные реликвии. Приводится даже случай, как од­на жертва, лежа на костре, вспомнила о предшествовав­шем существовании своей души и сделала какое-то пред­сказание, которое будто бы сбылось.