Многие государства, хотя и обладают писаными конституциями, не знают особых форм для изменения конституции. К ним относятся Италия, Испания.

Понятие конституционного закона совершенно чуждо государствам с неписаной конституцией, как, например, в Англии и Венгрии.

Содержание конституции сводится к установлению основных принципов, которыми определяются: организация и правомочия государственной власти, с одной стороны, и права подданных - с другой.

Провести “точную границу между законодательствами конституционным и обыкновенным не могла даже теория естественного права, настойчиво стремившаяся к такому разграничению. Еще менее это осуществимо на практике при создании конституции”[2]. Чтобы убедиться в этом, достаточно беглого взгляда на многочисленные конституции, выработанные в течение последнего столетия. Многие конституции вовсе не исчерпывают собой всего конституционного права. Далее, одни конституции дают точные определения относительно избирательного права и порядка парламентского производства, а другие относят эти определения к области обыкновенного законодательства. В одних конституциях подробно изложены постановления относительно приобретения и потери подданства или о государственно-правовом положении общин, а другие совершенно умалчивают об этих вопросах; в обеих конституциях мы находим подробные определения относительно финансов, об организации государственных учреждений, о сфере свободы и неприкосновенности личности, другие же довольствуются по этим вопросам лишь немногими общими положениями. Важные и существенные постановления часто состоят в конституции наряду с второстепенными статьями, между тем как, с другой стороны, важные постановления о государственной организации приходится искать иногда в обыкновенном законодательстве. Крупные государства часто имеют краткие конституции, а мелкие — очень пространные конституционные хартии.

Эта невозможность отличать конституционное законодательство от обыкновенного, иначе как лишь внешними признаками, привела в новейшее время к своеобразным последствиям на родине писаных конституций, т.е. в Америке. Вследствие недоверия к законодательным собраниям и к господствующему в них большинству большое число дел изъято в Соединенных Штатах из обыкновенного законодательства и отнесено к области конституционного законодательства. В числе такого рода дел находятся и такие вопросы, которые в Европе вообще регулируются не законом, а административными распоряжениями. Вследствие этого конституции некоторых штатов выросли до размеров небольших кодексов. "Сужение области обыкновенного законодательства привело даже к тому, что в большинстве штатов отменены ежегодные сессии законодательных собраний, так что они теперь собираются только раз в два года. Так как конституционное законодательство связано с очень сложными формами, в частности с всенародным голосованием, то оно является надежным средством к обеспечению устойчивости закона и к предотвращению влияния случайного большинства. В этом процессе расширения конституции играет известную роль и то соображение, что суды могут признавать ничтожными лишь обыкновенные, а не конституционные законы (поскольку эти последние не противоречат союзной конституции). Этот процесс ясно показывает, что практически нельзя установить никаких границ для такого расширения"[3].

б) Неписаная Конституция России 1905 - 1906 гг., ее юридическая сила.

После всего, сказанного выше, можно сказать, что нормативные правовые акты 1905 - 1906 годов по праву можно назвать неписаной Конституцией России. Разумеется, она не содержит всего перечня вопросов, которые в современной отечественной науке относят к конституционному урегулированию, но, тем не менее, она содержит основополагающие нормы государственного и общественного регулирования. "Законодательством 1905 и 1906 годов в России создано народное представительство, и государственный строй ее преобразован"[4]

Прежде всего, Манифест 17 октября 1905 года обозначил основные права и свободы человека и гражданина, которые были более подробно рассмотрены в Своде основных государственных законов. Это был значимый шаг к развитию принципов конституционизма в стране.

Кроме того, в Манифесте нашли свое отражение основы государственного устройства, основы формирования и деятельности Государственной Думы и Правительства, которые также получили свое развитие в Своде.

Свод, в свою очередь охватил более широкий круг вопросов. Кроме указанных вопросов, в данном нормативном правовом акте нашли свое отражение такие важнейшие вопросы, как вопрос о государственной власти, законодательной инициативе и законодательном процессе в целом, о положении данного Свода в законодательной системе, которая существовала в тот период, и многое другое[5].

Существенный правовой признак конституционных законов заключается исключительно в том, что они обладают повышенной формальной силой. В тех государствах, в которых нет особых сложных форм для пересмотра и изменения их конституций, последние на практике не имеют юридического значения. Поэтому те государства, которые не знают формальных различий между разного рода законами, являются гораздо более последовательными, когда они отвергают объединение законодательных определений под названием конституции. И в таких государствах существует ряд основных институтов, которые в силу исторических, политических и социальных условий обладают гораздо большей устойчивостью, чем другие учреждения. "Права короны и ее отношение к палатам, состав последних, полномочия министров и т.д. вовсе не подвержены большим изменениям в этих государствах, чем в тех государствах, которые управляются на основании конституционных хартий"[6].

Принцип возвышения норм конституционного права нашел свое отражение в Манифесте 17 октября 1905 года: “Манифест 17 октября, изданный в установленном для закона порядке, есть несомненно закон в формальном смысле слова, но по существу он – не предписание власти, а выражение воли общества. И в этой-то солидарности манифеста с голосом страны и заключается его сила: она-то и придала провозглашенным им началам ту незыблемость, которой не может похвалиться целый ряд других законов и между ними закон 6 августа. Если этот последний, несмотря на то, что был вооружен всеми атрибутами формального закона и у его колыбели стояли все столпы самодержавно-бюрократического строя, тем не менее остался без осуществления, то объясняется это именно тем, что он был лишен той высшей санкции, которую сообщила манифесту 17 октября его согласованность с народными требованиями и его признание обществом и властью”[7]

Этот принцип нашел свое частичное отражение и в Своде основных государственных законов, где в главе первой "О существе верховной Самодержавной власти" статье 8: "…Единственно по его (Императора) почину Основные государственные Законы могут подлежать пересмотру в Государственном Совете и в Государственной Думе"[8]. Кроме того, этот принцип достаточно полно рассмотрен в главе девятой "О законах" (ст. 87) и главе десятой "О Государственном Совете и Государственной Думе и образе их действий" в статье 107: "Государственному Совету и Государственной Думе … предоставляется возбуждать предположения об отмене или изменении действующих и издании новых законов, за исключением Основных Государственных Законов…"[9].