История, политика, идеология – все это вместе сплетено особенно в тех сценах, главным действующим лицом которых является Сталин. На глазах Сталин закладывает основы человеческой жизни, ни считаясь ни с чем, ни с людьми, ни с идеями. «На наших читательских глазах Сталин закладывает «теоретический» фундамент, возводит каркас «модели» социализма, отвечающей его эклектичным представлениям, в которых исторические и социальные реалии … самым причудливым образом перемешиваются с домыслами и «допусками» человека, взявшего точкой отсчета в решении великой, всемирного значения и масштаба задачи собственную «непогрешимость» теоретика и практика марксизма, знатока «русской души», утверждение и возвышение личной безграничной власти»,[3] - пишет по поводу мотивов и поступков в романе этого героя В. Оскоцкий.

Вот, что говорит сам автор: «Вы ошибаетесь, определяя Сталина как персонажа романа. Он – один из двух главных героев. Я написал роман о Саше и о Сталине. Потому что в противостоянии этих двух личностей увидел главный конфликт времени»[4]. Железнова в интервью возражает писателю: «Вы говорите, что написали роман о двоих? Позвольте не согласиться: это – начало романа-эпопеи обо всех нас. Живущих и живших. О том, что судьбы людей, объединенных одним «историческим воздухом», связаны воедино, переплетены, нерасторжимы»[5]. Мы не можем не согласиться с Железновой, поскольку в романе все же не два героя. Противоречие же между автором и критиком разрешается просто: произведение замышлялось как роман о двух личностях (о себе и о Сталине), но получилась своеобразная драма-эпопея, в которой рушились судьбы многих людей, как это, собственно и было в ту эпоху.

Если Арбат – центр «культурной» истории в жизни и, как мы уже сказали, одна из осей романа, то как он совмещается в произведении с той политической и идеологической историей, которая была причиной его создания?

Поскольку герой романа все же простой человек, то Арбат – среда его обитания. Люди существуют в этом мире, они неразрывно связаны с ним. Больше того: именно Арбат делает из них людей, служит почвой для превращений. Этим людям (Саше, Варе и другим) чуть больше двадцати лет, то есть, можно сказать, что это первое пост октябрьское социалистическое поколение. Они не могут оглядываться на прошлое, которое бессмысленно для них, поскольку не даст никакого поучительного урока: только отрицание. Оглядываться не на что, а потому человек должен делать себя сам. Варя – сирота, но она себя так не ощущает. Все они не сироты. Они – новые люди. Как писал Лев Аннинский, «перед нами – первое советское поколение (курсив – автора статьи): не «оказавшееся» в новой реальности и не «перекованное» из старого материала, но созданное новой реальностью, вызванное к жизни новой реальностью, символизирующее новую реальность»[6] Они не «лишились» прошлого – они обронили его за ненадобностью. Прошлое ничто, а будущее – все. Рыбаков исследует попытку создать нового человека, создать его из ничего – только из идеи, и утвердить на новой земле, где все старое разрушено. Арбат – почва для эксперимента, московская улица, потерявшая в 30-е годы свой старинный изыск, но приобретшая близость к центру мировой революции, к Дворцу Советов, который намечено возвести на месте взорванного храма Христа Спасителя. Дети Арбата – новая поросль нового общества и первый его человеческий результат.

Так в романе перекликаются судьба человека и политическая история, то есть история власти. Оскоцкий отмечал, что «романом «Дети Арбата» современная литература, к ее чести и достоинству, начала осуществлять свой расчет с прошлым»[7]. Только достоинство это не столько современной литературы, сколько конкретного произведения и конкретного автора.

Топос Арбат в обновляющейся Москве.

Приступим теперь уже не к идеологической функции Арбата, а его художественному образу, что не менее важно, поскольку передает отношение самого автора к изменениям, происходящим в городе, а значит, и в стране, поскольку для любого москвича Москва – не просто столица, а душа и сердце России, следовательно, какой-то перелом здесь означает ломку этой традиции по всей России.

Художественная правда образа в «Детях Арбата» многозначнее и многомернее правды строго фактологической. Писатель достигает ее разными, но взаимосвязанными путями. Один из них - поразительная и пронзительная узнаваемость эпохи через множество колоритных примет: социальных, психологических, бытовых деталей. Погружаясь вслед за героями романа в атмосферу Москвы, Арбата, арбатских переулков, домов, квартир, читатель, по замыслу автора, должен как бы заново открывать для себя потускневший в памяти довоенный мир: коммунальный, уличный, магазинный. Описание этого мира совершенно, выразительно, живописно, но, что особенно важно, насквозь просвечено временем, а что особенно важно, передает его в срезе общества. Передает автор и психологическую атмосферу эпохи: заводские сцены, институтские собрания, первомайские демонстрации, вплоть до резких контрастов богемы, молодежных вечеринок, бутырских очередей. Ощутимость и зримость всего этого также поразительны.

Реалистичность Арбата в любом из описательных моментов видна невооруженным глазом: как говорится, кажется, что можно буквально войти в этот мир. Читателю многое станет ясным уже с первых страниц романа. Стоит только привести здесь несколько первых фраз романа, который начинается именно с описания этой улицы: «Самый большой дом на Арбате – между Никольским и Денежным переулками, теперь они называются Плотников переулок и улица Веснина. Три восьмиэтажных корпуса тесно стоят один за другим, фасад первого выложен белой глазурованной плиткой. Висят таблички: «Ажурная строчка», «Отучение от заикания», «Венерические и мочеполовые болезни»… Низкие арочные проезды, обитые по углам листовым железом, соединяют два глубоких темных двора». Рыбаков сразу объясняет читателю, как Арбат выглядит, темные дворы, которые отличают это место, низкие проезды…

Автор в первом же предложении указывает на изменения, которые происходят в последнее время с Арбатом: появляются новые «конторы», переименовываются улицы – скорее всего изменения происходят уже при советской власти. Еще раз вспомним комментарий самого писателя: «Мне в этом романе важно было стилизовать повествование под документальную хронику времени: с одной стороны, конкретные приметы облика и жизни обновляющейся Москвы (помните, трамвай на Арбате сняли, гостиница Москва строится? ), с другой – стихия истории, стихия характера…»[8] С этого, как мы видим, автор и начинает: дает нам конкретное бытовое описание Москвы, хотя описывает при этом Арбат, и даже не всю улицу, а лишь несколько темных дворов. Заметно, что писателя затрагивают и волнуют эти изменения, поскольку оказывается, что жизнь переворачивается прямо на глазах. Лев Аннинский, говоря о людях нового поколения, также указывал на то, что Арбат - некое поле эксперимента, что он утратил свое обаяние в 30-е годы, которое так дорого было Аннинскому[9] и, что хорошо заметно, Рыбакову тоже. Напрашивается вывод, что «староарбатовцы» искренне любили свою старую улицу, не перенося даже и видимости изменений.