В основном политическую борьбу выигрывают более развитые партии, отражающие интересы широких масс населения и различных социальных слоев общества.

3. Современная политическая ситуация в России: противоречие мифа о судьбинном выборе и рациональным представительством интересов.

В российской политике, точнее, в отечественном политическом дискурсе господствует миф о судьбинном ("судьбоносном") выборе. Его основой, исходной формой можно, видимо, признать сказку об Ивану - Царевиче и Сером Волке, где сюжетным ключевым и смысловым моментом становится судьбинный выбор: прямо поедешь, будешь голоден и холоден, направо поедешь - коня потеряешь, налево поедешь - голову сложишь. Заложенная здесь схема стала своего рода архетипом порой сознательной, а чаще бессознательной организации своего политического дискурса современными политиками нашей страны. Оставляя в стороне примеры, ставшие вполне историческими, ограничусь указаниями на ближайшую предысторию, наиболее откровенное использование мифа о судьбинном выборе в последние годы. Типичный пример - жесткая альтернатива мифа (самоочевидной исходной посылки) перестройки: либо мы перестроимся и приобщимся к мировой цивилизации, либо нас ждет застой и катастрофа - иного не дано. Необходимость вписывания этого мифа в партийную идеологию заставила выдвигать на первый план тезис о связи этой альтернативы с социалистическим выбором. Одновременно акцент незаметно смещался с "социалистичности" выбора на его "революционность". Горбачев писал: "Время диктует нам революционный выбор, и мы его сделали . Разумной альтернативы революционной динамичной перестройке не существует. Альтернатива ей - консервация застоя"[1, 55].

Продолжая линию на укоренение мифа при одновременной трансформации его окраски, идеологи перестройки провозглашают тезис об историческом выборе. Это очищенная от "социалистичности" и "революционности" версия все той же схемы: "Исторический выбор в пользу перестройки сделан . Самое главное - убеждение в том, что перестройке альтернативы нет. .в современном мире путь к прогрессу, а значит к свободе, равенству, братству у человечества лишь один" [5, с 334, 287, 504]. Миф о судьбинном выборе столь же естественно использовался оппонентами протагонистов перестройки: "Мы стоим на распутье и, выбрав ту или иную дорогу, вряд ли сможем потом вернуться назад и сделать другую попытку. В этот момент выбора мы поэтому несем ответственность не только перед детьми, которые не имеют права голоса, но и перед внуками" [6, с 166].

Кажущиеся друг другу политическими оппонентами люди сходятся в самих основаниях своего мышления, видения действительности. Характерный пример - реплика Розы Янаевой, жены бывшего вице-президента СССР, в ответ на одну из ключевых метафор диалога А.Караулова и А.Гуревича: "Но проклятье России заключалось в том, что, как только появлялась (в какие-то исторические моменты) некая развилка, Россия безошибочно выбирала самую ухабистую, самую тяжелую и дурную дорогу, где ее поджидали кровопролитие, насилие, извращения и мерзости" [7 . с 417]. В своей отповеди Р.Янаева полностью принимает схему судьбинного выбора: "Вот еще раз 19 августа 1991г. Россия снова была на такой развилке. И вы, и вам подобные помогли и в этот раз не свернуть ей с ухабистого и тяжелого пути, снова выбрать не ту дорогу!" [8. с 3]. Наиболее эффективно миф о судьбинном выборе был использован ельцинско-гайдаровским "реформаторством", предложившим еще более жесткую оппозицию: либо радикализация реформ вплоть до капитуляции "антиреформаторов", либо смерть, наглядно инсценированная расстрелом и пожаром Белого дома.

Во всех этих случаях приходится констатировать более или менее последовательную мифологизацию собственного политического мышления, а тем самым общего развертывания политического дискурса (или смысловой организации политического процесса). Достаточно указать на устранение из дискурса, а тем самым из политического процесса не только обладающих самостоятельной волей и интересами граждан, но даже политических вождей. Имперсональные конструкции или же конструкции, где субъектом (подлежащим) выступают "боги" - Время, История, Россия, превращают реальных политических актеров, а уж тем более не сумевших включиться в политику граждан всего лишь в статистов, которые способны только узнавать судьбинный выбор и ритуально приветствовать его.

Качественно иным образом строятся процедуры рационального выбора, например, в ходе формирования демократического представительства. Хотя и здесь существуют некие мифы-аксиомы (без этого никакой дискурс не возможен в принципе), общая логика развертывания рациональных или, по меньшей мере, формализованных процедур состоит как раз в демифологизации исходных аксиом. В этой связи вполне оправданным и даже ожидаемым был бы отказ от мифа о судьбинном выборе или хотя бы его достаточно определенная демифологизация именно в ходе нынешней предвыборной кампании. Во всяком случае, такое поведение было бы логичным для политических актеров, которые действительно ориентированы на осуществление рационального выбора (отбора) наиболее эффективных представителей в демократические органы власти на основании взаимно признанных рациональных или, по крайней мере, формализованных правил. И, наоборот, от противников строгого соблюдения и использования демократических процедур или от политических актеров, которым эти процедуры органически чужды, следовало бы оживать подмены рационального выбора (демократического отбора) представителей в демократические органы власти очередной версией мифа о судьбинном выборе.

Выборочный обзор материалов предвыборной кампании (программы и программные выступления, обращения и т.п.) показали, что миф о судьбинном выборе в большей или меньшей степени использовался практически всеми избирательными объединениями. Тема же рационального выбора (демократического отбора) представителей существующих в обществе интересов прозвучала крайне слабо. Даже там, где ее заявляли вполне сознательно (ЯБЛоко и вопреки навязываемым пропагандой стереотипам КПРФ), она получила явно второстпеннное звучание. Претендовавшая (в теории) на постановку формальной рациональности во главу угла Ассоциация независимых профессионалов не прошла "чистилища" Центризбиркома. Да и вряд ли эта организация действительно была способна на роль протагониста рационального выбора, ведь ее список был заполнен героями радикальных альтернатив. Наиболее активно эксплуатировали миф о судьбинном выборе ЛДПР и, особенно, "Выбор России", не просто сделавший ставку на воспроизведение оправдавшей себя в прошлом идеологической и пропагандисткой схемы, но и закрепивший ее в самом своем названии.

Использование мифа Жириновским было достаточно традиционным. Альтернатива была обозначена предельно четко: великая Россия или гибель. На первый взгляд это не давало никаких шансов соперничать с ВыбоРоссами. Прежние попытки антиправительственных сил, включая "духовную оппозицию" поставить во главу угла "великую Россию" достаточно надежно, хотя и не без потерь, отбивались правительственным лагерем. Однако к началу избирательной кампании обстоятельства существенно изменились. Заметно ухудшились условия жизни многих людей, а лозунг "реформы или смерть" для многих приобрел парадоксально угрожающий смысл. Расстрел Белого дома потряс очень многих, даже желающим обманываться наглядно показал факт рецидива тоталитарных начал в политическом развитии. Вновь зримо проявилось противоречие между словами и делами правительства. Блеск славословий реформ несколько померк, а нереспектабельность национализма сошла на нет, или даже обратилась в свою противоположность, чему в немалой степени способствовала державническая риторика Ельцина. Все эти обстоятельства использовали и не без успеха привычные критики правительства. Они, однако, либо сами устранились от участия в избирательной кампании, либо были "процедурно" не допущены до участия в ней. Участвовать в выборах дозволили тем, из кого "Выбор России" хотел сделать мальчишек для битья. Однако ни КПРФ (о чем пойдет речь ниже), ни Жириновского подобная перспектива, естественно, не устраивала. Лидером ЛДПР была чуть-чуть изменена риторическая стратегия, но это чуть-чуть как раз и обеспечило мощный успех.