Безосновность воли признали там, где она проявляется наиболее очевидно – как воля человека. Ее назвали свободной, независимой – но проглядели необходимость, которой повсюду подчинено ее проявление. Объявили действия свободными, а они не могут быть свободными – так как каждое отдельное действие вытекает с необходимостью из влияния мотива на характер. Закон основания – общая форма любого явления, и человек в своей деятельности должен быть ему подчинен, как и всякое другое явление. В самосознании воля познается непосредственно и сама в себе, в этом сознании заключается и сознание свободы. Но индивидуум, лицо – уже не воля сама в себе, а уже проявление воли.

Из этого следует изумительная вещь – всякий априорно считает себя вполне свободным, даже в своих отдельных действиях и думает, что может каждую минуту начать новый образ жизни. Но апостериорно – по опыту, он находит к своему удивлению, что он несвободен, а подчинен необходимости. Что несмотря на планы и размышления, он не изменяет своих действий и вынужден до конца своей жизни проводить тот же характер, как бы разыгрывая принятую на себя роль.

Явления самой в себе безосновной воли, как таковой, всё-таки подчинены закону необходимости, то есть закону основания, чтобы необходимость, с которой следуют явления природы, не возбраняла нам признать их за манифестации воли.

В природе приписывали волю только человеку, в крайнем случае животному. Но воля действует и там, где ею не руководит познание – примеры из животной жизни, в которых деятельность воли очевидна; но воля действует слепо и хотя сопровождается познанием, но не направляется им. Представление в качестве мотива не составляет необходимого и существенного условия деятельности воли. Тогда легче будет признавать деятельность воли в тех случаях, где она менее очевидна. В нас та же воля также во многих случаях действует слепо – во всех функциях нашего тела, не руководимых познанием. Само тело в целом является проявлением воли, объективацией воли. Понятие раздражение – причина, которая не испытывает противодействия соответственно ее действию, интенсивность которой не зависит от интенсивности действия, поэтому и не может ее измерять. По раздражениям, а не просто по причинам происходят все органические и растительные перемены в животных телах. Как и всякая причина, как и всякий мотив, раздражение всегда определяет только точку наступления каждой силы во времени и пространстве, но не ее сущность. Раздражение держит середину между причиной и мотивом (мотив – прошедшая через сознание причинность). Пример с дыханием – когда можно задохнуться добровольно, что было бы возможно, если бы мотив перевешивал раздражение, перевес собственной разумной воли над животной.

Все те силы, которые действуют в природе по общим неизменным законам, согласно которым происходит движение всех тел. То не нужно особенно напрягать воображение, чтобы даже в такой дали распознать наше собственное существо – которое преследует в нас свои цели при свете познания, а здесь – стремится лишь слепо, глухо, односторонне и неизменно, тем не менее будучи всюду одним и тем же.

В человеке могущественно выступает индивидуальность: у каждого свой собственный характер, поэтому одинаковый мотив не производит на них одинакового действия. Чтобы доказать тождество единой и нераздельной воли во всех многоразличных явлениях .

Физика требует причин, а воля никогда не может быть причиной: ее отношение к явлению не подлежит закону основания. Даже наоборот – то, что само в себе является волей – существует как представление, то есть явление. Закон природы является только подмеченным у природы правилом, по которому она поступает каждый раз при известных обстоятельствах. Полнейшее изложение всех законов природы было бы только полным списком фактов. Философия наоборот наблюдает всюду (а значит и в природе) только общее. Протест Шопенгауэра против всех попыток химического и физиологического объяснения мира – содержание природы вытесняется ее формой, все приписывается влияющим обстоятельствам и ничего внутреннему существу вещей. Если смотреть пристально, в основании их кроется предположение, что организм – только агрегат проявления физических, химических и механических сил, которые случайно здесь сошедшись, произвели организм, как игру природы, без дальнейшего значения. В таком случае в человеке проявлялись бы только идеи, объективирующие волю в электричестве, химизме и механизме.

Во всех идеях, во всех силах неорганической и органической природы, одна и та же воля раскрывается, то есть входит в форму представления, в объективность. Ее единство должно поэтому заявлять себя внутренним родством всех ее явлений. Отыскивание этого единства было главным занятием, наипохвальнейшим стремлением натурфилософов шеллингианцев. Так как все предметы мира – только объективация одной и той же воли, а значит, в сущности, тождественны. Но не стоит ограничиваться только очевидной аналогией между ними, а можно также предполагать, что уже в самых общих формах можно отыскать и указать на основной тип, намек, возможность всего того, что наполняет эти формы.

Тождество проявляющейся во всех идеях воли и ее постоянное стремление к более высокой объективации. Каждая ступень объективации воли оспаривает у другой материю, пространство и время. Каждое животное может поддерживать свое существование только постоянным уничтожением других; так что воля (желание) жизни всюду самоядно и под различными формами служит себе же пищей. Нижайшие ступени – изучаются химией и физикой. Со ступени на ступень яснее объективируясь, воля и в растительном царстве, где связь явлений составляют уже не собственно причины, а раздражения, действует еще вполне бессознательно. Еще и в растительной жизни животного явления, в произведении и образовании всякого животного, поддержке его внутренней экономии. Постепенно восходящие ступени объективации воли приводят к точке, на которой индивидуум, представляющий идею – становится необходимым движение по мотивам. На этой ступени объективации воли движение по мотивам становится приспособлением к сохранению индивида продления породы. Движение по мотивам выступает при представительстве мозга – и вместе с этим орудием, с этим приспособлением, разом возникает мир как представление, со всеми его формами, объектом и субъектом, временем, пространством, множеством и причинностью. Мир вдруг показывает свою другую сторону. До сих пор он был только волей – теперь он становится и представлением, объектом для познающего субъекта. Непогрешимая точность и закономерность, с которою она до сих пор действовала в неорганической и растительной природе основывалась на том, что она действовала в первоначальной своей сущности. Без помощи, но и без помехи со стороны другого мира – мира как представления. Мир как представление, являясь только отпечатком ее собственного существа, тем не менее теперь вторгается в связь ее явлений.

С этих пор прекращается и ее непогрешимая уверенность – животные уже подвержены призракам и ошибкам, в то время как они обладают только созерцательным представлением – у них нет ни понятий, ни рефлексии. Привязанные к настоящему, они не могут соображать будущего. Наконец, там, где воля достигла высшей степени своей объективации, в человеке – к уму должна была присоединиться как бы возвышенная степень созерцательного познания, его рефлексия: разум как орудие отвлеченных понятий. С ним появилась обдуманность, содержащая в себе обзор будущего и прошедшего, как следствие этого – размышление, забота, способность к преднамеренному действию и вполне ясное осознание собственной решимости воли, как таковой.