мешает нам понять, что здесь, в бытии, нечто, пробужденное нашим

поведением, вспыхивает нам навстречу. Эту обширнейшую, простирающуюся от

камней до звезд, область Бубер называет предпорогом, имея в виду нижний

ярус бытия.

Что касается сферы духа, то Бубер обозначает ее как надпороговую. Он

проводит различение между тем, что от духа уже вошло в мир и, при

посредстве наших чувств, стало доступно восприятию, и тем, что еще не

вошло в мир, но готово войти и стать для нас Настоящим. То, что вошло в

духовную структуру, можно реально ощутить, можно показать. Но в сфере

духа есть и такое, что еще не вошло в мир.

Обратимся сначала к тому, что уже воплотилось, вошло в мир. Бубер приводит

примеры, иллюстрирующие взаимность между человеком и духовной сущностью.

Предположим, человек вызывает в своем воображении какое-то изречение,

дошедшее до нас из глубокой древности от одного из учителей. Можно

воспринять это изречение в форме непосредственного общения и отклика, не

как отвлеченную мудрость, а как сердечное признание, нечто впрямую

обращенное ко мне и как бы в присутствии древнего мудреца. Как этого

добиться? Важно всем своим существом устремиться к тому, кого уже нет. Это

означает, что между живым и умершим рождается позиция, которую Бубер

называет "Я-ТЫ-речью". Если встреча состоится, т. е. живой голос будет

услышан, сначала может быть неясно, потом более отчетливо, смысл

коммуникации окажется совсем иным. Прежде человек относился к изречению как

к об®екту, вычленяя из него односторонний смысл. Теперь же, в момент живого

отклика, живое существо воспримет только неделимую цельность сказанного.

Этот пример не нуждается в особых пояснениях. Ведь изречение принадлежит

конкретному человеку. Стало быть, общение не утрачивает межличностного

характера. Персональное бытие воздействует в данном случае на другое

персонифицированное существо. А вот более сложная иллюстрация. Бубер

стоит перед дорической колонной как перед духовной структурой, которую

разум и рука человека постигли и воплотили. Исчезает ли здесь взаимность?

По мнению Бубера, она лишь снова погружается в сокрытость или

трансформируется в конкретное содержание.

Далее Бубер переходит к той сфере духа, которая можете быть расшифрована

как пространство контактов с "духовными сущностями". Это область, где

возникают слова и формы. Дух, ставший словом, воплотившийся в форму .

Каждый, к кому он прикасался и кто не остался глухим к нему, в той или

иной степени постигает: такое возникает только из встреч с Другим. Оно не

может само по себе зародиться или вырасти, будучи не посеянным в душе

человека. Это встреча с духом, который овевает нас и изливается на нас.

Рассмотрев встречи с природным и духовным, Бубер еще раз возвращается к

вопросу: можно ли усмотреть здесь такое же общение, как в мире людей?

Иначе говоря, правомерно ли говорить об "ответе" и об обращении

применительно к тем сущностям, которые лишены спонтанности и сознания? Не

возникает ли здесь опасность мистики?

Отвечая на эти вопросы, Бубер пишет: ясная и прочная структура "Я -

Ты-связи" не имеет мистической природы. Чтобы понять ее, мы выходим

иногда за рамки наших мыслительных привычек, но не за рамки изначальных

норм, определяющих то, как мыслит человек реальность. Как в области

природы, так и в области духа - духа, который продолжает жить в слове и в

произведении, и духа, который стремится стать словом и произведением, -

мы вправе понимать воздействие на нас как воздействие со стороны Сущего.

Следующий вопрос, который проясняет Бубер, уже не о пороге, предпороге и

надпороге взаимности, а о ней самой как о вратах в наше бытие. Как

обстоит дело с "Я-ТЫ-связью" между людьми? Может ли она, смеет ли она

всегда быть такой? Не подвержена ли она - как и все человеческое -

ограничению из-за нашего несовершенства, да и в силу внутренних

закономерностей нашей совместной жизни.

По мнению Бубера, первое из этих двух препятствий достаточно известно.

"Начиная от твоего собственного взгляда, изо дня в день устремленного в

отчужденные, исполненные холодного удивления глаза твоего - тем не менее

в тебе нуждающегося - "ближнего", и до печали святых, раз за разом вотще

предлагающих великий дар,все говорит тебе, что полная взаимность

несвойственна совместной жизни людей. Она - благодать, к которой всегда

нужно быть готовым и которую никогда не получают как нечто

гарантированное".

Вместе с тем Бубер указывает и на такие виды "Я-ТЫ-связи", которые по

самому своему характеру не могут достичь полной взаимности, если они

сохраняют этот характер. Иерусалимский философ ссылается на

взаимоотношения между подлинным воспитателем и его питомцем. Чтобы

раскрыть потенциал ученика, надо видеть в нем конкретную личность во всем

богатстве присущей ей суб®ективности. Воспитатель усматривает в

подопечном не простую сумму качеств, стремлений и сдерживающих факторов.

Он воспринимает его в некой цельности. Но для этого важно, чтобы ученик

каждый раз оказывался партнером в названной биполярной ситуации. В этом

случае учитель переживает охарактеризованную встречу и за себя и за

своего партнера.

Однако может ли ученик осуществить ту же самую духовную работу? Способен

ли он с предельной восприимчивостью оценивать совместную ситуацию и за

воспитателя? По мнению Бубера, прекратится ли в этом случае "Я -

Ты-связь" или примет совершенно иной характер дружбы, все равно очевидно,

что специфическому отношению воспитания, как таковому, полная взаимность

не присуща.

Бубер приводит и другой пример, характеризующий нормативное ограничение

взаимности: психотерапевт и его пациент. Врач может анализировать

пациента, т. е. извлекать из его микрокосмоса неосознанные факторы и

преобразованную таким образом энергию направлять на сознательную

жизнедеятельность. Он может, стало быть, достичь определенного

восстановительного эффекта. Врач способен помочь тому, чтобы

расчлененная, деструктурированная душа в какой-то мере собрала и

упорядочила себя.

Но есть иная, более значимая задача - восстановить угасший или

зачахнувший личностный центр. В названном случае психиатр с такой задачей

не справится. Это сумеет осуществить лишь тот, кто глубоким взглядом

целителя схватит подспудное, латентное единство страдающей души. Но здесь

нужен другой тип связи. Для того чтобы когерентно способствовать

высвобождению и актуализации этого единства в новом согласии личности с

миром, пациент должен все время находиться не только в своей роли, но и

на другом полюсе этого биполярного отношения. Но возможно ли такое?

Лечить, как и воспитывать, может лишь тот, кто живет во встрече и все же