В 1888 г. происходит необыкновенный взрыв эйфории: сначала в Турине "Казус Вагнер", затем во время последней остановки в Сильс-Марие "Сумерки идолов" и параллельно "Антихрист", после чего создание "Ecce Homo". Кроме того, в то же время, работа над "Дионисовыми дифирамбами".

Туринское письмо "Казус Вагнер" - это тщательно продуманная, блестяще написанная работа, пропитанная ядовитым и уничтожающим сарказмом. Памфлет - итог длительных и мучительных раздумий Ницше над великой проблемой падения культуры и мира, решение которой вытекает из анализа искуства, в которым Ницше выделял прежде всего музыку. «Вагнер - художник декаданса . Я далек от того, чтобы безмятежно созерцать, как этот декадент портит нам здоровье - и к тому же музыку! Человек ли вообще Вагнер? Не болезнь ли он скорее? Он делает больным все, к чему прикасается - он сделал больною музыку». Однако изумительная стилистика избиения Р. Вагнера не должна сбивать с толку; Ницше продолжал любить Вагнера, как никого, и пронес эту свою любовь даже в годы помрачения: «Я называю Вагнера великим благодетелем всей моей жизни». У Вагнера романтизм идеализирован до предела, а для Ницше романтизм был всего лишь вехой на пути к нигилизму, поэтому отмечая болезненный характер музыки Вагнера Ницше говорил о немецкой культуре вообще и использовал имя Вагнера не потому, что его музыка плоха, а потому что он прикрывает убожество своих идей - пышностью декораций и величием легенд (Кольцо Нибелунгов); с помощью грохота барабанов и воя флейт стремится заставить всех остальных композиторов маршировать за собой. Поэтому вагнерианство, стало для Ницше олицетворением неприемлимой и опасной формы проявления идиотизма и раболепия в культуре, так же как и христианство - в морали.

То, что было написано потом, принято называть "Переоценкой всех ценностей" и характеризовать как "поздний Ницше". В сущности, это и есть философия Ницше, точнее введение в так и не сформированное направление философии. Философия так и не написанная, да и едва ли она могла быть написана при таких невероятных темпах, которых только и хватило на "интродукцию". Вот как это было написано: «Последние недели я испытывал приступы диковинной инспирации, так что то немногое , чего я и не ожидал от себя, в одно прекрасное утро как бы бессознательно предстало готовым. Это вносило некоторый беспорядок и исключительность в мой образ жизни; я часто вскакивал в 2 часа ночи, чтобы гонимый "духом" набросать нечто на бумагу». Гонимый духом! Здесь психогенная формула последних произведений предстает уже диагнозом: минимум сознательности при максимуме стиля, и, стало быть, стиля, предоставленного самому себе, как бы "автопилоту" с курсом на – окончательную катастрофу, ведь именно такова, по мнению Ницше, формула «совершенной книги». Оттого стилистические роскошества "Переоценки" не поддаются иному определению, как соблазн и искушение, в сущности самособлазн и самоискушение. «Она до такой степени выходит за рамки понятия литература, что по сути даже в самой природе отсутствует сравнение».

Сочинение "Сумерки идолов" – представляют собой некий проспект или конспект философии Ницше. В нем, как бы в единый афоризм, удалось сжать содержание целой книги. Сам автор оценит "Сумерки", как «радикальное до преступления». Это блестящее сочинение написано удивительной, вплоть до сверхмастерских фокусов, стилистикой работы на немецком языке средствами языка французского. «Нет ни чего более богатого содержанием, более независимого, более опрокидывающего - более злого. Нет ни одной реальности, ни одной "идеальности", которая здесь не была бы затронута. Сумерки идолов – старая истина приходит к концу…» Именно с этого сочинения начинается уже общеевропейский резонанс философии Ницше.

В свете выше сказанного становится очевидным, что "Антихрист" и "Ecce Homo" - две последние книги Ницше, требуют особенно осторожного и критического подхода. Элемент невменяемости и распада Я свил себе в этих произведениях зловещее гнездо, и от того говорить здесь об авторстве в обычном смысле этого слова следовало бы с большими оговорками. Машина стиля! Машина, однажды заведенная, и набравшая такие обороты, что уже в любую секунду готова разлететься на куски.

Книга "EcceHomo" - это история жизни Ницше. Однако, эта "автобиография" была написана в стиле далеко отстоящим от жанра мемуаров: «с цинизмом, который станет всемирно-историческим, я рассказываю себе свою жизнь». Книга, уже своим заглавием являющаяся бесцеремоннейшим покушением на «Распятого», была задумана как прелюдия к "Антихристу", несмотря на то, что создавалась позже; своего рода паспорт («Выслушайте меня! ибо я такой-то и такой-то») к произведению после которого мир должен был содрогнутся в конвульсиях, ведь уже эта книга завершается раскатами грома и молний против всего, что есть христианского или христианско-заразного. Отсюда и вытекает уникальная форма исполнения книги, как настоящая амальгама жанров, где словно в котле смешаны и перекипячены жанры биографии, жизни, исповеди, мифа, трагедии, сатиры, дифирамба, пророчества, интимного дневника, философии и психоаналитического протокола. По существу Ницше использует здесь обнаженность исповеди как приманку для более контрастного и фотогеничного представления себя, как человека Рока.

Произведение "Антихрист" - венец философии Ницше. Именно это произведение он определит его как «Моя переоценка всех ценностей». Исключительная значимость, которую Ницше отводил этой книге и вообще теме, вынуждала его оттягивать сроки публикации. Вот как выглядел его не осуществившийся проект: одновременный перевод книги на 7 языков и одновременный выход в свет в масштабе всей Европы, причем сразу миллионным тиражом на каждом языке. Вдумайтесь! такие масштабы (в конце XIX века) для книги с подзаголовком «Проклятие христианству» - это война! «Этого не выдержит ни один слух и ни одно зрение». И только непривзайденнейшей глухотой и потрясающим равнодушием Европы, можно оправдать тот факт, что современниками Ницше осталась незамеченной - эта уже развязанная, уже ведущаяся с катастрофическими последствиями война, где насмерть сшибались ложь тысячелетий и полуживой пенсионер, который по состоянию здоровья был вынужден с особой тщательностью подбирать не только место жительства, но и даже уровень крепости чая.

В январе 1889 г. - апоплексический удар и окончательное помрачение. После рассылки знаменитых почтовых открыток, подписанных попеременно то "Дионис", то "Распятый", Ф. Овербек вывозит Ницше в Базель, где его помещают в психиатрическую клинику. В последствии, мать заберет его оттуда, на домашнее попечение.

Позднее, в литературе много раз делались попытки истолковать жестокий душевный недуг, отравивший последнюю четверть жизни Фридриха Ницше: как праведную божественную кару за его нечестивое вольнодумство, как достойное искупление его сатанинской гордыни, а то и просто сведением к злоупотреблению «хлоралом». Он действительно заплатил безумием за героическую непокорность своей вопрошающей мысли, но на мой взгляд - великий мыслитель, поставив точку в своем жизнеописании, вдруг осознал всю тяжесть возможных последствий буквального восприятия его мыслей и понял, что именно он, искренне пытаясь помочь человечеству, положил основу грядущим кровавым событиям. Предвидя будущее, Ницше, имеющий и без того довольно плачевное состояние здоровья не смог выдержать такого сильного душевного потрясения, поэтому лишился рассудка. Непроницаемое темное облако окутало горделивую вершину его духа, а леденящий вихрь людской алчности навсегда погасил этот трепетный "прометеев огонь". Все ученики покинули Ницше, немецкие филологи объявили его человеком, умершим для науки, и даже родная сестра предала его.