Иначе говоря, опять-таки о ненависти, чья слабая степень – неприязнь, антипатия. Она и есть необходимая приправа к «материальной» и «рациональной» базе конфликта. Если один из спорящих в пылу спора принимается визгливо орать — второго сие может буквально взбесить, и диспут, пусть даже в нем уже наметился «судьбоносный консенсус», перейдет в драку. Если бедный жирен, коммуникабелен и хамоват, а богатый худощав, индивидуалистичен, склонен к снобизму и претендует на интеллигентность, и оба при этом обделены воспитанием, – конфликт почти неминуем, причем агрессия может исходить от неподходящего с точки зрения социологии лица – от богатого. Если внешность и походка Человека-С-Достоинствами неприятны Человеку-С-Недостатками, последнему, весьма вероятно, начнет казаться, что первый ему своими достоинствами нарочно глаза колет («душевная рана»). Наконец, иррациональная неприязнь к Иксу может застлать глаза Игреку, и тот будет упорствовать в ошибочной оценке Иксовых мотивов, жизненного кредо и проч.

В чисто «отношенческом» конфликте иррациональная субъективная причина, по сути, единственная – вот почему его гораздо труднее избежать, нежели, например, когнитивного. Теперь пора вернуться к трем изложенным выше концепциям ненависти как феномена. Что же она такое? Аффективно-когнитивная ориентация? Возражаем Изарду: необходимый «набор знаний» о ненавистной персоне часто свидетельствует в ее пользу («в каждом человеке есть что-то хорошее»). А конфликт все равно разражается! Или ненависть есть гнев, порожденный разрушением, плюс удивление, порожденное исследованием, как полагает Плутчик? Но в эпизодах с разъяснившейся ошибкой оценки позыв к разрушению как будто должен исчезнуть. А ненависть остается!

Чтобы последние утверждения не оставались голословными, приведу пример из истории: Франклин и Бомарше.

ОРУЖИЕ ДЛЯ АМЕРИКИ

Оба – великие политики, дельцы, писатели, мыслители, соавторы независимости Тринадцати Соединенных Штатов. Казалось бы, участие в одном эпохальном предприятии должно было сделать их союзниками, а верность одним и тем же мировоззренческим принципам (Монтескье, Руссо, Дидро, Вольтера) – единомышленниками, если не друзьями. На деле же . Бомарше искал расположения Франклина, старался заслужить его симпатию, а тот его на дух не переносил. Более того: поначалу у Франклина сложилось превратное представление о роли Бомарше в организации тайного снабжения американской повстанческой армии оружием и провиантом («ошибка оценки»); когда же факты рассеяли франклинское заблуждение, а кроме того, тот поближе познакомился с Бомарше и убедился, что без него Америке не обойтись, – антипатия УСИЛИЛАСЬ!

Был ли между ними конфликт? Да – ибо Франклин, руководимый безудержной и неодолимой ненавистью, совершил ряд необдуманных ДЕЙСТВИЙ, ущемляющих права Бомарше и вредящих освобождению Америки. И притом отлично понимал, что с французом надо поддерживать добрые отношения, убеждал себя «исправиться», – не помогло!

Что же в авторе «Фигаро» оказалось неприемлемым для изобретателя громоотвода? Историкам ответ известен. Немногословному, мудрому, степенному Франклину, убежденному в глубоком имманентном смысле мировой истории и нецелесообразности ее подстегивания какими-то мелкими, запутанными интригами, претили развязность Бомарше, его ораторский талант, сочетавшийся с поверхностностью мысли, стремление и умение быть в центре внимания в любой компании, ловкость и способность пролезать в игольное ушко для достижения цели. Иными словами, Франклин ненавидел Бомарше именно за те его качества, что способствовали успеху франклинской же политической игры! Но, даже понимая это, он не смог заставить себя подобреть к носителю чуждых ему черт.

С такой «инстинктивной» антипатией, обуславливающей конфликты буквально на пустом месте, ни из-за чего, мы сталкиваемся повседневно — и, не умея понять ее, объявляем иррациональной. Между тем есть научное (или потенциально научное?) понятие, знакомое сегодня каждому:

БИОЛОГИЧЕСКАЯ НЕСОВМЕСТИМОСТЬ

Природа ее не разгадана, но – с учетом имеющихся знаний, обрывков знаний, психиатрической, психотерапевтической и экстрасенсорной практики – ее можно представить результатом взаимодействия человеческих биополей, чьи биофизические характеристики резко различаются. Вроде бы подобная гипотеза не противоречит фактам. А раз так – ближе всех к истине оказывается Фрейд. Если ненависть действительно вызывается воздействием чуждого биополя – остается признать ее чем-то первичным, элементарным, далее неделимым. Но такое допущение, более-менее удовлетворительно разрешив один вопрос, немедля вызывает новый: коль скоро ненависть биофизически нормальна при определенных условиях, может, она еще и адаптивную роль играет? Иногда ее называют защитной реакцией. Словосочетание, безусловно, симпатично своей наукообразностью, но существо дела объясняет, по-моему, не лучше, чем фраза «такова природа вещей». Казалось бы, какая там защита, если всякий знает, что отрицательные эмоции портят нервы и укорачивают жизнь! С другой стороны, если бы ненависть была однозначно вредна, естественный отбор еще в доисторическую эпоху выбраковал бы особей, способных ее испытывать .

ПРОТИВНО, НО ИНОГДА ПОЛЕЗНО – КАК ЛЕКАРСТВО

Вновь обратимся к Фрейду – а именно к его работе «Массовая психология и анализ человеческого Я». Здесь нет смысла подробно комментировать ее и приводить обширные цитаты. Коротко: Фрейд считает массой любое множество людей, состоящее более чем из одного элемента, и выводит ее подчинение вождю из пресловутого либидо (первичного сексуального позыва), накрепко увязывая его с внушением и подражанием: члены массы психологически «отдаются» личности вождя, ТЕРЯЯ СЕБЯ.

Нетрудно экстраполировать сказанное на массу, состоящую из двух людей, независимо от того, какие конкретно отношения их объединяют (по Фрейду, все они «либидинозны»). Конечно, нельзя примитивно сводить дело к полному поглощению одного ego другим – существует СТЕПЕНЬ потери себя, ничтожная при равноправном общении и растущая при реальном или мнимом превосходстве одного над другим.

Тогда адаптивное значение ненависти и конфликта – дать человеку возможность ВНОВЬ ОБРЕСТИ СЕБЯ, восстановить свою индивидуальность. Следовательно, ненависть разовьется и конфликт возникнет, лишь если одна личность достаточно сильно ущемлена другой.

А зачем, собственно, вообще восстанавливать индивидуальность? Жил бы и жил себе ущемленным! Ведь иногда сие так удобно . Да и не слишком ли «эфирны», умозрительны слова об обретении себя? Скрывается ли за ними нечто материальное, физиологическое?

Как ни странно, да. Опять же призовем на помощь биологию. Есть понятие гомеостазиса: так именуют динамическое равновесие физиологических процессов в организме, обуславливающее относительное постоянство его внутренней среды. Поскольку человек наделен разумом, в понятие его гомеостазиса нужно включить и психическую компоненту. Воздействие чуждого биополя нарушает именно ее – а значит, должны существовать способы ее восстановления.