Проблема освещения истории Османской империи и республиканской Турции советской историографии заключается в том, что понимание и соответствующая интерпретация социальных фактов имели политический характер. Начало было положено еще в 1920-е годы, когда проблема пролетарской революции на Востоке, ввиду грядущего кризиса империализма, имела политическую актуальность.

События в Турции, Китае, Монголии вынуждали срочно вырабатывать теории в духе марксистко-ленинской идеологии. Кемалистский тип развития считался нехарактерным для восточных революций, которые должны были в идеале быть приближенными к ВОСР 1917 года, со всеми вытекающими последствиями. И.В. Сталин в мае 1927 г. дал свою оценку революции в Турции: «Я знаю, что среди китайских националистов имеются люди лелеющие идею кемализма. Среди них первый Чан Кай-ши… Кемалистская революция возможна лишь в таких странах, как Турция, Персия, Афганистан, где нет или почти нет промышленного пролетариата… кемалистская революция есть верхушечная революция национальной торговой буржуазии» [цит. по: 12, с.18, 20 ]. Спустя некоторое время, сильный удар был нанесен по позициям Москвы и Коминтерна в Китае: поражение китайской революции летом 1927 года, переворот Чан Кайши, разрыв с Фэн Юйсянем и его переход на сторону Чан Кайши. Дальнейшая борьба была еще впереди, и победу в ней одержал человек, к которому И.В. Сталин относился с глубоким недоверием, по причине его националистической идеологии.

Путь Турции представлял серьезную угрозу советским амбициям на Востоке и, делалось все, чтобы предотвратить образование политических групп, способных пойти по этому пути образования суверенного национального государства. Так, в Монголии в конце 1928 года специальная комиссия Коминтерна отстранила Дамбадаржа и Жадамба от должностей в партийно-государственном руководстве, обвинив Жадамба в намерении установить связи с Германией, Англией и Америкой, Дамбадаржа - с Китаем и Японией. Б. Баабар в одной из своих книг писал: «Главные руководители Монголии, такие как Цэрэндорж, Амар, Жадамба и Дамбадорж, проводили целостный политический курс, нацеленный на национальное самосознание. Они выдвинули т.н. пять пунктов национальной политики: территория, нация, народ, свобода и собственное государство». Ц. Жамцарано писал в ЦК партии, что « . В политическом плане должно быть суверенное государство, независимое, самостоятельное и не подчиняющееся другим», что было совершенно неприемлемо для Москвы. [цит. по: 4, с. 60]

Историк С. Ичинноров, автор биографии П.Гэндэна, отмечает: осенью 1932 года, после начала новой экономической политики, премьер-министр П. Гэндэн предлагал установить связи с Турцией, говоря, что поскольку наша страна по своим признакам похожа на Турцию, установление связей с Турцией весьма полезно для приобретения опыта. Он считал, что целесообразно иметь нормальные отношения и с Японией, что совсем не было адекватно политике И.В.Сталина.

В 1934 году в Советском Союзе находилась с визитом монгольская делегация во главе с премьер-министром и министром иностранных дел П.Гэндэном. Во время встречи делегации со Сталиным, Гэндэн рассказал следующее: «Как-то летом на даче – это было после вооруженного восстания 1932 года – я, беседуя с товарищами, заметил, что наша страна имеет нечто общее с Турцией, а некоторые товарищи вероятно предположили, что я стану устанавливать связи с Турцией. В ответ на эти слова Сталин сказал: в первую очередь Вам придется декларировать независимость от Китая, затем можно добиться признания со стороны других стран… Что касается Турции, то между вашими двумя странами существует огромная разница» [цит. по: 4, с.92-94].

Эта «огромная разница» между восточными обществами Турции, Монголии, Китая, Японии и другими, поддерживалась советской историографией вплоть до конца XX столетия. Был провозглашен единый путь развития и модернизации, ведущий к определенным политическим решениям в интересах пролетариата. Отметим лишь, что рамки данной работы не позволят нам провести полноценный сравнительный анализ, например Мэйдзи исин и младотурецкой революции. На наш взгляд имеются все предпосылки для проведения подобных исследований, поскольку социальная структура в Японии была построена по аналогичному турецкому принципу коллективного целедостижения, имелся сопоставимый институциональный ресурс. [18, с.179-180]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Завершая данную работу, я хотел бы отметить, что она не претендует на полноту, поскольку она селективна в отношении затрагиваемых аспектов истории и устройства турецкого общества. Что касается собственно предмета исследования, то есть модернизации, то мы, не рассматривая всех политических фактов, выявили эволюцию в идеологии правящей элиты, структурообразующим принципом которой, стала ориентация на мирской, светский, посюсторонний очаг спасения. То, что мы не рассматривали в подробности политические перипетии в обществе, совсем не значит того, что они нами не были учтены. Фактологическая база в этой области характеризуется даже некоторой перенасыщенностью.

Что касается специфики нашего исследования, то в свете уже имеющихся отечественных работ, мы избежали свойственного им стремления преувеличить негативное влияние представителей класса управляющих на экономику страны и прочих политизированных аспектах отмечаемых в экономике и других сферах общественной жизни. Наиболее важным для нас было, проследить эволюцию государственной политики, адаптировавшейся к характерной для своего времени модели капиталистической модернизации.

Еще одной подробно исследованной нами особенностью, была роль управленческой институции государства – слоя профессиональной бюрократии, вырабатывавшей различные виды социотехники. Несмотря на ее некоторую стабилизацию, рутинизацию в начале XX в., она снова показала свои способности к мобилизации в интересах государства, предложив обществу новые принципы легитимности, близкие к образцам цивилизации Нового времени. Выявленная нами преемственность в сфере государственного управления и идеологии слоя профессиональной бюрократии, османского, младотурецкого и республиканского периодов, позволяют говорить о неверном, одномерном понимании некоторыми исследователями процесса модернизации в Турции.

Говоря о революционных преобразованиях в Турции, следует отметить крайне малое число носителей и идеологов революционной символики, т. е. тех институциональных организаторов, которые отвечали за утверждение революционных движений во всем мире. Тех интеллектуалов, которые, как доказал Р. Арон, занимались усовершенствованием мифологии революции. Суждения об ограниченности младотурецкого движения, в силу незавершенности “революции”, искусственное деление общественного развития на периоды т.н. “младотурецкой революции” и “кемалистской революции”, представляются нам неправомерными. Провал в развитии империи на рубеже веков, вызванный уменьшением способности имперской системы поддерживать продолжающуюся трансформацию, обусловленную потребностью модернизации, по нашему мнению, вызвал либеральное движение военно-гражданской бюрократии за расширение участия (1908-1923). В дальнейшем, в силу асинхронности процесса изменений, оно эволюционировало в сторону буржуазного национализма, имевшего характерную для Турции специфику и радикального в республиканский период, ратовавшего за политическую централизацию.