Неизвестно, как происходило расселение семитов в доистори­ческий период. Из доступных нам источников следует, что семиты уже давно обосновались в городах от Ашшура до области к северу от Ниппура. В заселении “дальнего юга” они, видимо, участия не принимали. Следующая волна завоевателей, говоривших на Старовавилонском, оказала влияние, по-видимому, на гораздо меньшую и четко очерченную территорию. Совершенно неясно отношение этой группы к третьей волне завоевателей, к тем, присутствие которых сказалось исключительно в появлении новых имен собственных. Упоминавшиеся уже амореи, возможно, пред­ставляли собой более воинственное общество: мы знаем, что они оказали воздействие, вероятнее всего через воинскую правящую верхушку, практически на все страны, расположенные между Средиземным морем и Персидским заливом. Амореи, видимо, отличались по своей социальной структуре от более ранних семит­ских групп, селившихся в Месопотамии. Подобные группы, как известно по историческим аналогиям, не оказывали почти никакого влияния на язык побежденных и готовы были относиться с уваже­нием к любому культурному уровню, который они считали выше своего. Все же возможно, что правящие семьи аморейских воинов заслуживают большего внимания, чем то, которое им уделяют современные ассириологи, интересующиеся только отражением их языка в именах собственных. Поскольку об амореях известно так мало, можно предположить, что именно их влияние вызвало многие (если не все) изменения политических концепций Месо­потамии после драматического краха империи Ура. Наиболее существенные из них — переход от концепции городов-государств (включая владычество одних городов над другими или даже сою­зами городов) к концепции территориальных государств, рост торговых отношений за счет частной инициативы, расширение горизонтов международной политики, а внутри государства — умение быстро использовать смену политической принадлежности для контроля над создавшейся ситуацией. Тут проявляется результат непосредственных личных решений царя, не скованного жесткими традициями, которым вынуждены были следовать пра­вители городов, привыкшие к мелким конфликтам, связанным со спорами за орошаемые земли или пастбища. Политическими правителями нового типа стали в Месопотамии такие организа­торы, как Хаммурапи в Вавилоне, который с помощью новых идей изменил социальную структуру страны, чтобы поддержать свою армию, и Шамши-Адад I, отчаянно и безуспешно боровшийся за объединение огромных земель Верхней Месопотамии в единое территориальное государство. Можно спорить о том, в какой мере кочевой образ жизни способствовал развитию таких концепций и помогала ли прочность семейно-родовых тенденций поддержанию международных контактов между правителями. Тот факт, что при царе Амми-цадуке, предпоследнем правителе старовавилонской династии, различие между “аккадцами” и “амореями” было закреплено официальным эдиктом, служит свидетельством того, что различия между ними — социальные и экономические — существовали, по-видимому, на протяжении всего царствования этой династии.

«Новая и гораздо более интенсивная волна вторжений семитских племен прокатилась по всему древнему Ближнему Востоку спустя почти полтысячелетия. В XII в. до н. э. на территории от Евфрата до побережья Средиземного моря появляются племена, говорившие по-арамейски; они проникли вниз по течению Евфрата в собственно Вавилонию, а затем, как и их предшественники, продвинулись через Евфрат до берегов Тигра и далее. Но вели они себя иначе. На северо-западе они не приняли месопотамскую цивилизацию — ни ее язык, ни письменность; однако на юго-востоке они испытали вавилонское влияние, заимствуя, как правило, аккадские имена собственные и (во всяком случае, поначалу) аккадскую письмен­ность и язык. Но в конечном счете победу одержали их собственный язык и техника письма» [2, с. 48].

Обосновываясь в Сирии и прилегающих областях, арамеи сохраняли свой язык и использовали алфавит западного проис­хождения — впервые засвидетельствованный в Угарите — для письма на камне, коже и черепках. Далеко не ясен вопрос о том, насколько культурные традиции приморских государств и “восточнолувийских” княжеств в Северной Сирии близки традициям арамейских завоевателей. Месопотамия, особенно Вавилония, по-видимому, потеряла способность подчинять своей культуре завое­вателей, которые не находились с ней в непосредственном контакте. Соседние цивилизации стали делать надписи и состав­лять административные акты на собственных языках и применять свою систему письменности; глина как материал для письма ис­чезла за пределами Месопотамии, за исключением Элама и (на короткое время) Урарту. Аккадский язык и письмо в это время явно пошли на убыль по сравнению с их повсеместным распро­странением в амарнский период.

«Ассирия, самый опасный враг арамеев, вряд ли могла оказы­вать на них влияние. Значительная часть арамеев просочилась в Верхнюю Сирию и районы, расположенные вдоль Евфрата, где города-государства и мелкие царства, находившиеся под по­стоянной угрозой агрессии со стороны Ассирии, стали легкой добычей пришельцев. Здесь, естественно, шла ассимиляция, принимавшая довольно разнообразные формы. Хотя ассирийские цари после многовековых кровопролитных войн снова сумели проложить путь к Средиземноморью через “арамейский барьер”, господство арамейского языка, начавшееся вскоре после вторжения арамеев в Месопотамию, осталось непоколебленным на всем древ­нем Ближнем Востоке. Арамейское алфавитное письмо чернилами на пергаменте, коже и каком-то материале, сходном с папирусом, медленно, но неотвратимо вытесняло старую (клинописную) традицию письма в центральной части Месопотамии. Роль арамеев в Месопотамии трудно оценить однозначно. С одной стороны, с их приходом была связана растущая дезурбанизация периферийных районов за пределами старых больших городов, что привело к образованию цепи племенных государств у самых ворот таких городов, как Вавилон, Урук, Ниппур, Ур и Борсиппа; с другой стороны, арамеи выступили за Вавилонию в ее борьбе про­тив притязаний Ассирии на гегемонию и вели вполне успешно освободительную борьбу, которая завершилась воцарением дина­стии халдеев при Набопаласаре и его сыне Навуходоносоре II, обеспечив Вавилонии последний, кратковременный триумф — власть над всем древним Ближним Востоком» [2, с. 49].

Наконец, говоря о семитах в Месопотамии, следует отметить, что контакты с арабами пустынь доих вторжения в Месопотамию и соседние районы в VII в. н. э. были в основном незначительны и меркнут на фоне непрекращавшейся экспансии Новоассирий­ской империи. Вполне вероятно (хотя это и не может быть доку­ментально подтверждено), что арабы, а не только набатеи прини­мали участие в международных торговых связях, простиравшихся от Медины и Петры через Тадмор (Пальмиру) и Дамаск до Воло-гезии в Южной Вавилонии, в основном совпадая со старыми, торговыми путями, соединявшими Средиземное море с Персидским заливом.

Среди чужеземных народов, которые двигались через Месо­потамию или проникали в нее как завоеватели, наиболее важны группы, говорившие на хурритских языка, так как их традиции были достаточно сильны, чтобы противостоять влиянию аккадского языка, а также — в точно неизвестной, но значительной степени — влиянию месопотамской цивилизации. Присутствие этих групп засвидетельствовано на всей территории Месопотамии; характерные для них собственные имена встречаются в текстах по крайней мере с конца III тысячелетия до н. э.