5.Заключение

Монархия Романовых правила страной 300 лет. Рухнула она в течение недели. В чем причины того, что русский абсолютизм, несмотря на начатую им уже с Петра I и продолжавшуюся весь ХIХ и начало XХ в. эволюцию в сторону европеизации, с такой потрясающей очевидностью подтвердившемуся последним трехлетием существования царизма, не был способен довести ее до конца, т. е. до превращения себя в буржуазную монархию по прусскому образцу?

Как это ни парадоксально на первый взгляд, основная причина крайней реакционности, окаменелости и слабости царизма в последний период его существования, прежде всего, объясняется, если, пользуясь выражением Ленина, строго следовать исторической критике, его повышенной прочностью и относительно более длительной прогрессивностью по сравнению с аналогичными западноевропейскими режимами в пору его становления и расцвета. Образно выражаясь, за избыток здоровья и крепости в молодости, тратившихся неумеренно и бесконтрольно, царизм в старости расплатился параличом и гниением.

В силу целого комплекса сложно взаимодействующих исторических, географических, внешнеполитических и других факторов, определявших ход исторического развития России, сильная, беспощадная и целеустремленная абсолютная монархия явилась одним из главных компонентов исторического и государственного выживания и развития. Монархия стала основной централизующей силой и символом объединения разноязычных и находящихся на разных уровнях развития народов на бесконечно огромной территории. Она стала также щитом и мечом в борьбе с многочисленными внешними врагами, в которой успех или поражение были равносильны соответственно жизни или смерти России как государства. На фоне таких задач, решавшихся в крайне тяжелых и неблагоприятных условиях, начиная от последствий татарского завоевания и интервенции начала ХVII в. и кончая суровым климатом и редкостью населения, создалась громадная, по выражению В. И. Ленина, относительная самостоятельность российского абсолютизма по отношению ко всем классам и слоям населения, включая и собственный опорный класс – дворянство, воплощением и инструментом которой явились бюрократия и армия.

Что же касается русской буржуазии, то она в силу своей слабости и контрреволюционности была совершенно не в состоянии осуществить свои претензии к царизму – борьбу подменяла словом, выбор между реакцией и народом всегда делала в пользу первой. Казалось, такое положение должно было радовать российский абсолютизм. Но в конечном итоге слабость русской буржуазии сослужила ему плохую службу, стала дополнительным и очень серьезным источником собственной слабости. Радость эта была бы уместна лишь в том случае, если бы народ “безмолвствовал”. Но он не только не молчал, но совершил в начале века грандиозную антиабсолютистскую революцию, которая, несмотря на поражение, расшатала и резко ослабила царизм. На смену прежней распыленности пришел союз многомиллионного крестьянства с рабочим классом, который, как было уже очевидно, стал постоянно действующим фактором русской истории.

Будь буржуазия сильнее, имей либерализм и его прямое продолжение – ликвидаторство, влияние в рабочем классе, в среде городской демократии, в массах, можно было бы пойти на риск “реформ”. Но поскольку дело обстояло как раз наоборот. Риска не последовало. Таким образом, одна из коренных причин, обусловивших провал бисмарковского “обновления” России для предотвращения новой революции, заключалась в слабости русской буржуазии во всех ее параметрах, в ее оторванности от народа, в том, что ее партии и организации, конечной целью которых было воздействие на народ, уже тогда были генералами без армии.

В то же время 1914–1917 годы представляют собой, безусловно, особый период в истории страны, смысл которого В. И. Ленин выразил в известных словах о том, что война явилась могучим ускорителем революции. Все указанные выше процессы, которые в “мирные” годы протекали сравнительно медленно, теперь под влиянием войны настолько убыстрили свой бег и вызвали такие колоссальные социально-экономические и политические перегрузки, что режим, уже сильно расшатанный до этого, не выдержал их и начал разрушаться.

Разложение царизма в его заключительной стадии ознаменовалось не только полной изоляцией от народа, но и отчужденностью от собственного класса, принявшей крайнюю форму самоизоляции династии от самых своих преданных сторонников. Эта самоизоляция явилась следствием выхода из строя всех систем и механизмов самоконтроля, корреляции и ориентации правительственной машины.

Таким образом, поломка и выход из строя системы ориентации самодержавного режима, как это ни парадоксально звучит, наступают тогда, когда монарх начинает принимать решения действительно самодержавно, единолично, независимо от своего официального правительства или в противовес ему.

Классовое государство, как известно, играет двоякую роль. Оно, прежде всего, орудие власти господствующего класса. В то же время оно выполняет общественно необходимые функции в интересах всего общества, в противном случае его существование становится невозможным. Таким образом, государство представляет собой противоречивое единство, в котором одновременно борются две тенденции: прогрессивная и реакционная, узкоклассовая и общенациональная. История показывает, что, как правило, всякий новый социально-политический строй побеждал именно потому, что он, помимо обеспечения интересов господствующего класса, действовал внутри и вне страны, и в общегосударственных интересах. Институтом, который реально осуществляет оба эти начала, является правящая бюрократия, опирающаяся на разветвленный государственный аппарат, достаточно сложно взаимодействующая, функционально разделенная и соподчиненная историческая система власти.

Сравнительная легкость, с какой был свергнут царизм, говорит не о саморазрушении, не о восьмидневном “чуде”, а о том, что В. И. Ленин характеризовал как отличную отрепетированность революции, достигнутую в ходе революции 1905–1907 гг. и последующих классовых битв. “Эта восьмидневная революция, – писал он,- была, если позволительно так метафорически выразиться, “разыграна” точно после десятка главных и второстепенных репетиций; “актеры” знали друг друга, свои роли, места, свою обстановку вдоль и поперек, насквозь, до всякого сколько-нибудь значительного оттенка политических направлений и приемов действия”. Да, “актеры” действительно очень хорошо знали друг друга. Контрреволюция отдавала себе полный отчет, какая революция ожидает страну, если она проиграет, и контрреволюция боролась до последнего, даже призрачного шанса. Но проиграла. Революция, народ оказались сильнее. История рано или поздно вершит свой приговор.

6.Литература

1. Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. С. 337.

2. Нольде Б. Э. В. Д. Набоков в 1917 г. // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 7. с. 10.

3. Маклаков В. Некоторые дополнения к воспоминаниям Пуришкевича и кн. Юсупова об убийстве Распутина // Современные записки. Париж, 1928. Т. 34. С. 279, 280.