Расстрел Царской семьи
Словом, ослепительно блестящие ризы великой и бескровной серели и линяли даже не с каждым днем, а почти с каждым часом. С каждым днем все шло все хуже и все хуже: фронт, продовольствие, отопление, порядок. Гибла всякая уверенность в каком бы то ни было завтрашнем дне. Что будет завтра?
Параллельно с этим процессом линяния линяло и еще одно: вся сумма легенд о всей сумме пороков и преступлений и старого режима вообще и Царской Семьи - в частности. Года полтора-два вся Россия, или вся городская Россия, жила этими слухами. И вот пришла революция. "Массовый спрос" на все, что как бы то ни было относилось к этим слухам, был колоссален: теперь то мы, наконец, узнаем в с е. С. Мельгунов мельком рассказывает историю о газете, опубликовавшей шифрованные телеграммы Государыни Императрицы германскому генеральному штабу. Он не называет имен. Об этой истории я тоже мельком писал: автор этих "телеграмм" - мой товарищ детства Евгений Братин и они были опубликованы в газете "Республика" (до революции - просто "Биржевой Курьер"), издававшийся господином Гутманом. Я был временно приглашен в эту газету еще в период ее "биржевого" прошлого, для постановки в ней информационного отдела. "Республику" я бросил, но узнав о сенсационных намерениях Е. Братина, все-таки поехал к Гутману и честно предупредил: кроме скандала, не выйдет ничего. Гутман сослался на тираж. Скандал получился, если и не грандиозный в те времена сплошной "мешанины", - то во всяком случае, очень большой. Однако, сравнительно мелкая газета в одну неделю подняла тираж почти до миллиона. Вся страна ждала "разоблачений".
В каждую русскую здравомыслящую голову, не охваченную митинговым алкоголизмом, начали в конце концов закрадываться весьма серьезные сомнения.
До Февраля вся сумма обвинений, которые стоустная молва предъявляла Царской Семье, казалась находящейся вне какого бы то ни было сомнения. В самой деле: П. Милюков, с высоты Государственной Думы, говорит о "глупости или измене". "Лицеисты" и "Конногвардейцы" повторяют то же самое, где попало. Офицеры привозят из Петрограда эти же данные на фронт. На тот же фронт В. Пуришкевич возит нелегально отпечатанные речи П. Милюкова. М. Палеолог с искренним изумлением выслушивает аристократические планы устранения Царя. Представители самой высшей знати убивают Распутина. Церковь молчит, ничего не подтверждает, но ничего и не опровергает. Наконец, в роковые дни "отречения" против Царя выступает и генералитет. После отречения камергер и председатель Государственной Думы Родзянко обращается - формально к морским офицерам и матросам, а по существу ко всей России, с подтверждением самых тяжких обвинений.
Как ни чудовищны были все эти обвинения, как мог человек с улицы им не поверить? "Все говорят". И не только говорят, но и действуют, рискуя, может быть, и своей головой, как кое-чем рисковали убийцы Распутина. Действует и командование армии, предъявившее Царю ультиматум об отречении. Да, пусть все это, может быть, и преувеличено, сгущено, искажено, как хотите, но если только четверть всего этого правда, - тогда как?
Читающая публика России с истерической жадностью ждала первой "свободной" печати и первых разоблачений. Дни шли, шли месяцы. Ничего. Абсолютно ничего. И с каждым днем и с каждым месяцем линяют ризы бескровной революции и смывается грязь с "кровавого режима". А вдруг Государь Император вовсе не "палач", а только жертва?
С каждым месяцем все ниже и ниже падал авторитет Временного Правительства. И параллельно с этим вырастал престиж свергнутого и обреченного на молчание Царя.
"Исключительно достойное поведение Царя в течение всего периода революции заставляет проникнуться к нему и уважением и симпатией." Приблизительно то же заявил и А. Керенский:
"Керенский делал доклад правительству и совершенно определенно, с полным убеждением, утверждал, что невинность Царя и Царицы в этом отношении (государственная измена) - установлена"
Но это было для правительства. Масса не знала ничего, но уже чувствовала, что что-то тут совсем не ладно. Что, собственно, было делать и Временному Правительству и тем - очень разношерстным - кругам, на которые оно кое-как опиралось?
1.2.1. Страх перед контрреволюцией.
Одна из самых весомых причин. Этот страх присущ каждой революции и каждая революция сознательно его подстегивает. Историки считают, что в те времена контрреволюция была объективно невозможна: "общая ненависть к Династии Романовых делала в то время невозможной монархическую реставрацию".
Однако, на основании материалов, собранных "Отделом Временного Правительства для сношений с провинцией", можно сказать, что"городская ненависть к Династии не захватила мужицкую Русь". Историк Щеголев - левый, говорит: "будет монархия, русский народ не мыслит правопорядка, не венчанного короной". Сам С. Мельгунов - совсем мельком отмечает:
"Единственным действительным средством против всяких попыток монархической реставрации . могло явиться политическое просвещение. Только оно могло бросить луч света в "темноту трудового крестьянства", которая являлась страшным врагом революции ."
Уже в августе "Русские Ведомости" видят кругом "нарастающее безразличие и апатию". "Реакция, пока еще духовная реакция, - вне всяких сомнений. Все и всем надоело". Та же газета от 6 августа сообщает о трамвайных разговорах в Москве: какой-то "бравый волынец, активный участник новых дней революции, громогласно заявляет: никакого порядка нет, одно безобразие . без Императора не обойтись, надо назад поворачивать". Такие же разговоры на улицах, в поездах, в комнатах: надо назад поворачивать. Но поворачивать было некому. И, хотя общественная почва для поворота созревала с каждым днем, никакого организационного центра для этого поворота не было и быть не могло. По всей совокупности обстоятельств 1917 года организационным центром могли быть только военные верхи - было военное время, вся молодежь была на военной службе, в руках военного командования были огромные возможности. Для переворота эти возможности были использованы. Для "поворота" - не были.
1.3. «Ленин или нет?»
Расстрелу семьи последнего царя в Екатеринбурге посвящено огромное количество публикаций. Удивительно, что в них почти не изучен вопрос о том, какую позицию занимал В.И.Ленин по поводу устроенной уральскими большевиками расправы. Большинство исследователей убеждены в том, что расстрел не мог свершиться без ведома В.И.Ленина. Причем главным аргументом служит некая "очевидность": Ленин не мог не знать о подготовке расстрела . В последние годы расстрел семьи Николая II стал, пожалуй, главным пунктом обвинения, выдвинутого против большевиков и лично против Ленина.
Попытаемся, рассуждая беспристрастно, ответить на вопрос: можно ли назвать Ленина главным виновником екатеринбургского злодеяния?