Размеры церковного землевладения возрастали достаточно быстро и этот факт не мог не сказаться на отношении к столь энергичному субъекту со стороны государства. Если государственные земельные владения подвергались посто­янному дроблению в ходе земельных раздач (прежде всего в поместья), то церковь, не имевшая права отчуждать свои земли, только концентрировала их в своих руках, приобретая из различных источников - из пожалований государства ("черные", публичные земли) и частных лиц (частновладельческие земли).

Уже с XVI в. государство предприняло ряд мер, направленных на сокращение церковного землевладения. На Стоглавом соборе был сформулирован принцип, согласно которому все земельные приобретения церкви (прежде всего, монастыр­ские) нуждаются в обязательном санкционировании со стороны государства. На Соборе 1572 г. было запрещено бога­тым монастырям приобретать землю по дарственным от частных лиц. Собор 1580 г. запретил такие приобретения по завещаниям, купчим и закладным грамотам. Собор 1584 г., подытожив все это, сформулировал общий вывод, согласно которому церковь приобретала характер юридического субъекта, по своим качествам мало отличающегося от частного лица и прямо поставленного в зависимость от волеизъявления государства. Законодатель также стремился создать ус­ловия, при которых затруднялся переход земельных имуществ из частновладельческого сектора в церковно-монастырский. Соборное Уложение вполне определенно запретило "увод" земель лицами, уходящими в монастырь. Процесс концентрации земель в руках церкви был нарушен мерами административно-правового вмешательства: с од­ной стороны, прямо запрещались определенные способы приобретения недвижимостей, вполне допустимые для других субъектов, с другой - государство брало на себя право контролировать сформированный имущественный фонд церкви, мотивируя это своим сюзеренным правом.

Вместе с тем, различного рода ограничения церковной собственности идеологически связывались с доктриной о неот­чуждаемости церковных имуществ, т.е. их неотделимости от той или иной структурной единицы церкви. Принцип неот­чуждаемости церковных имуществ формулировался обеими сторонами (государством и церковью) в правовых терми­нах, мало похожих на гражданско-правовой язык. Государство, чтобы не признавать церковные имущества частновла­дельческими, должно было рассматривать их в качестве корпоративных (групповая собственность). В глазах государст­ва принцип неотчуждаемости казался достаточной гарантией для сдерживания роста церковного землевладения. В трактовке же церкви тот же принцип служил оборонительным средством против политики секуляризации: утвержда­лось, что, поскольку церковные земли неотчуждаемы, то к ним нельзя подходить с общими мерками, как к частновла­дельческим имуществам, и вообще рассматривать церковь в качестве ординарного субъекта имущественных правоот­ношений.

На практике принцип неотчуждаемости церковных имуществ не проводился столь же последовательно, как в церковных декларациях: церковные земли раздавались на правах жалованных вотчин или поместного владения людям, выполняв­шим служилые функции для церкви; на церковных землях располагались крестьянские общины, наделявшиеся такими же землевладельческими правами, как и общины, обосновавшиеся на "черных" государственных землях. В пределах церковного землевладения складывалась целая система различных условных прав, принадлежавших иным субъектам. Общинные земли как объект вещных прав находились во владении, пользовании и распоряжении коллективного субъек­та волости или посада (городской общины). То, что община пользовалась не только правом владения, но и распоряже­ния землей, доказывалось фактом раздачи земли новым поселенцам. Однако чаще всего реализация общинных прав распоряжения землей носила внутренний (для общины) характер, проявляясь вовне преимущественно в сделках мены. Наиболее распространенной формой внутриобщинной реализации прав распоряжения землей были земельные переде­лы.

4. Обязательственное право в XVII веке

Обязательственное право XVII в. продолжало развиваться по линии постепенной замены личностной ответственности по договорам имущественной ответственностью должника, В этой связи вырабатываются еще более широкие пределы для переноса взысканий по обязательствам - сначала на дворы и скот, затем на вотчины и поместья, на дворы и лавки посадских людей.

Процесс эмансипации личности должника совпадал с общей тенденцией к возрастанию индивидуальности субъективны: прав, вытекающих как из сферы вещных, так и обязательственных отношений. Вместе с тем перенос ответственности на имущество должника способствовало более интенсивному и широкому развитию оборота, параллельно усиливая чисто гражданско-правовые аспекты обязательственных отношений, отграничивая их от иных областей права (уголовного, "административного").

Переход обязательств на имущество оказался связанным с вопросом об их переходе по наследству. Соборное Уложе­ние допускало такой переход в случае наследования по закону, оговаривая при этом, что отказ от наследства снимает и обязательства по долгам (гл. X, ст.245). Переход обязательства вместе с частями наследственной массы не только га­рантировал имущественный интерес кредитора, но и сохранял в силе само обязательство (или его часть, учтенную в определенных эквивалентах и пропорциональную наследственной доле). Такой порядок явно способствовал стабилиза­ции системы обязательственных отношений. Вместе с тем, он открывал путь свободному волеизъявлению нового субъ­екта обязательства (наследника) в вопросе о принятии или отказе от обязанности (в случае наследования по завеща­нию). Закон и практика знали случаи принудительного и добровольного принятия обязательства третьим лицом. Пере­ход права по обязательству к другому лицу (например, смена должника, произведенная со свободного согласия креди­тора) означал фактически "обезличивание" обязательства и обеспечивал его сохранение. Для должника ситуация была иной: его личность должна была быть одобрена кредитором, т.е. персонифицирована. Кроме того возможность регресс­ного иска создавала как бы своеобразную "солидарную" ответственность с первым должником (с которого переходило обязательство).

Одним из важнейших условий при заключении договора была свобода волеизъявления договаривающихся сторон. Од­нако это условие часто не выдерживалось ни в законе, ни на практике, В Соборном Уложении (гл. X, ст. 190) делается намек на то, что хозяева квартир, где размещаются военные при исполнении своих обязанностей, становятся храните­лями вещей этих военных при выступлении последних в поход. Вообще условия о свободе воли часто нарушались на практике актами насилия одной из сторон, хотя закон и предоставлял другой стороне возможность оспорить такую сдел­ку в течение недели (гл. X, ст.251).

В качестве гарантий против насилия и обмана законодатель предусматривал введение специальных процедурных мо­ментов, таких как присутствие свидетелей при заключении сделки, ее письменная или "крепостная" (нотариальная) форма. Обязательной "крепостная" форма сделки была для договоров о передаче недвижимости. Впервые об этом го­ворится в указе 1558 г., при этом законодатель ссылается в самом тексте на установившийся в юридической практике обычай. Для вступления договора в законную силу договорный акт, составленный площадным подьячим, скреплялся рукоприкладством свидетелей (до шести человек), а затем регистрировался в приказной избе (ст.39 гл.XVII Соборного Уложения).