Екатерина Алексеевна родила 20 сентября 1754 г. сына. Его назвали Павлом и навсегда за­брали от матери в покои императрицы. На шестой день младенца окрестили, а вели­кая княгиня была высочайше удостоена вознаграждения в 100 тыс. руб. Интересно, что сначала Петр Федо­рович не был отмечен вниманием императрицы, поскольку в дей­ствительности не имел ника­кого отношения к рождению ребенка. Однако это ставило его в смешное положение при дворе и давало ему формальный повод высказать свое резкое неудовольствие. Елизавета очень скоро по­няла свою ошибку и задним числом приказала выдать племяннику тоже 100 тыс. руб. Что каса­ется Сергея Салтыкова, дей­ствительного отца новорожденного, то его присутствие при дворе стало не только излишним, но и весьма нежелатель­ным. Поэтому через 17 дней после появления на свет младенца его послали сначала в Швецию, а потом в Дрез­ден, где он проводил время в обществе представительниц прекрасного пола, не делая из своих похождений секрета для окру­жающих.

Младенца Павла показали матери только через 15 дней после рождения. Потом императрица снова забрала его в свои апартаменты, где лично заботилась о нем и где, по словам Екатерины, “вокруг него было множество старых дамушек, которые бестолковым уходом, вовсе лишенным здравого смысла, приносили ему несравненно больше телесных и нравственных страданий, не­жели пользы”. А са­ла княгиня, благополучно разрешившаяся от бремени, Жила теперь оставлена в одиночестве, без какого-либо участия и внимания. Ей нездоровилось, она “не могла и не хо­тела никого видеть, потому что была в горе”. И очень много читала.

Чтение было одним из любимых занятий Екатерины Алексеевны - она всегда имела при себе книгу. Сначала ее забавляли легкие романы, но очень скоро она принялась за серьезную литера­туру, И если верить ее “Запискам”, у нее хватило ума и терпения одолеть девяти томную “Исто­рию Германии”. Kappa и многотомный “Словарь Бейля”, “Жизнь знаменитых мужей” Плутарха и “Жизнь Цицеро­на”, “Письма госпожи де Севилье” и “Анналы Тацита”, произведения Пла­тона, Монтескьё и Вольтера. Историк С. Ф. Платонов, в частности, писал о ней: “Степень её теоретического развития и образования напоминает нам силу практического развития Петра Великого. И оба они были самоучками”.

Только в феврале 1755 г. Екатерина Алексеевна преодо­лела свою ипохондрию и впервые по­сле родов появилась в обществе. Петр Федорович к этому времени совсем пере­стал замечать свою жену. Он возмужал и начал ухаживать за женщинами, проявляя при этом довольно стран­ный вкус: ему больше нравились некрасивые и недалекие по своему развитию девицы. Сначала он увлекся принцессой Курляндской, родной дочерью ссыльного Бирона. Некраси­вая, малень­кого роста и слегка горбатая, эта девица поссорилась с родителями, сбежала от них из Яро­славля, приняла православную веру и с разрешения императрицы жила при русском дворе. Ве­ликому князю импонировало в ней немецкое происхождение и знание немецкого языка. Однако принцесса оказалась умнее своего царственного поклонника и, не согласившись стать его лю­бовницей, позже вышла замуж за барона Александра Ивановича Черкасова. Тогда Петр Федоро­вич обратил свое высокое внимание на Елизавету Воронцову. Девица Елизавета Романовна при­ходилась племянницей вице-канцлеру М. И. Воронцову. В1749 г. в возрасте 11 лет ее опреде­лили фрейлиной к Екатерине Алексеевне. Иностранцы писали о ней, что “она ругалась как сол­дат, косила глазами, дурно пахла и плевалась при разговоре”. Летом 1755 г. в Петербург прибыл английский посланник Генбюри Вильяме. В его свите находился 23-летний граф Станислав По­нятовский, человек с красивой внешностью и поверхностным образованием, уже доста­точно испорченный великосветской жизнью Парижа, где он веселился с 1753 г. Отец его, между про­чим, в молодости служил в войсках австрийского принца Евгения. Поддер­живал шведского ко­роля Карла XII, состоял потом у него адъютантом, участвовал в Полтавской битве и вместе с Кар­лам XII бежал в Турцию, где отстаивал интересы шведов и способствовал объявлению тур­ками войны против Рос­сии. Сын унаследовал от отца многие худшие черты его характера - бес­принципность в политике, распущенность в повседневной жизни и жажду легких наслаждений.

Очень скоро Понятовский близко сошелся со Львом Нарышкиным. А тот в начале 1756 г. свел его с Екатериной Алексеевной. Так начался новый увлекательный роман великой княгини. И 9 декабря 1758 г. Екатерина Алексе­евна разрешилась вторым ребенком. Девочку в честь ба­бушки назвали Анной. И снова императрица забрала младенца от матери в свои покои. Среди своих прибли­женных Петр Федорович сделал по этому поводу заявле­ние. “Бог знает, сказал, он откуда моя жена берет свою беременность, я не слишком-то знаю, мой ли это ребенок и должен ли я его принять на свой счет”. Однако, когда Елизавета по случаю рождения девочки приказала своему Кабинету выдать ее родителям по 60 тыс. руб., он с боль­шим удовлетворением принял эту награду.

После падения Бестужева отношения между импе­ратрицей и Екатериной Алексеевной дос­тигли наибольше­го напряжения. Вместо Чоглоковых к “молодому двору” был приставлен не кто-нибудь, а сам шеф Тайной канцеля­рии Александр Шувалов со своей женой. Великой кня­гине, лишенной после родов какого-либо внимания, ставили в вину не только ее недоброжела­тельное отношение к свое­му супругу, но и нелицеприятную дружбу с Бестужевым.

В последние дни масленой недели 1759 г. между супругами возникла очередная ссора. При этом Петр Федо­рович, уже открыто объявивший Елизавету Воронцову хозяйкой на своей поло­вине, стал разговаривать с женой тоном приказа. К тому же среди придворных уже поползли слухи о том, что скоро Воронцова станет женой великого князя, а великую княгиню отправят в монастырь.

Екатерина Алексеевна, трезво оценив обстановку, напи­сала императрице вежливое, но дос­таточно смелое письмо. В нем она благодарила Елизавету за все ее милости, при­знавала себя несчастной в том, что не сумела угодить великому князю и императрице, и просила поэтому от­пу­стить ее обратно домой. Необходимость своего отъезда она мотивировала весьма вескими ар­гументами: она совсем не нужна великому князю; поскольку у нее забрали ее детей и воспита­ние их находится в более надежных руках, ее отъезд не отразится на их дальнейшей судьбе; она больше не в силах оставаться в той нездоровой обстановке, которая сложилась вокруг нее при дворе; ее отъезд успокоит всех ее недоброжелателей и освободит императрицу от лишних не­приятностей.

Разумеется, Екатерина Алексеевна не была столь на­ивна, чтобы действительно стремиться к выезду из России. Она хорошо знала, что Елизавета уже давно не может выносить своего пле­мянника и что она никогда не решится на расторжение его брака ради глупой девицы Воронцо­вой. Этим хорошо рассчитанным актом великая княгиня надея­лась упрочить свое положение при дворе. И это ей вполне удалось.

Разговор Елизаветы с Екатериной Алексеевной про­исходил в третьем часу ночи в присутст­вии Петра Федоро­вича и Александра Шувалова. Иван Шувалов тоже нахо­дился в это время в по­коях императрицы за ширмой. Сначала Елизавета вела себя очень строго - в голосе ее звучали гнев и нетерпение. Но учтивые и в то же время довольно смелые и точные ответы собеседницы постепенно обезоружили ее. Неприятный разговор между женщинами закончился растроган­ными слезами. Потом великой княги­не передали слова Елизаветы, сказанные ею своим близким о невестке: “Она любит правду и справедливость; это очень умная женщина, но мой племянник - дурак”.