Петр добился признания за Россией статуса великой европейской державы. Но при этом, по выражению М.А.Бакунина, "Петр сделал Россию государством, направленным исключительно к насильственному расширению, машиною для порабощения иноземных наций, причем сам народ рассматривался не как цель, а как простое орудие для завоевания". Так, например, во время войн Петр не щадил своих солдат. Заградотряды, стрелявшие по своим отступающим солдатам, выдумали не Троцкий и не Сталин. Это Петр перед битвой при деревне Лесная (1708 г.) "позади своих войск поставил казаков и калмыков с строгим приказанием убивать без милосердия всякого, кто побежит вспять". Не жалел он людей, обрекая их на каторжный труд при возведении северной столицы и на других "великих стройках". В результате в годы правления Петра население страны резко сократилось.

Революция третья: большевистский эксперимент

Идея большевистского социального эксперимента, составной частью которого стала попытка строительства "новой" культуры, базировалась в конечном счете на концепции "особого пути" России, имевшей к началу ХХ в. уже достаточно протяженную историю. Почвой, взрастившей эту концепцию, было промежуточное (евразийское) положение России между Востоком и Западом, борьба между этими двумя цивилизационными влияниями, тяготеющая (за исключением разве что петровской и ближайшей послепетровской эпохи, да и то лишь в ограниченном смысле) к доминированию Востока. Из этого противоречия и родился миф о "врожденной антибуржуазности" русского человека.

Русский народ упорно защищал собственную традиционно сложившуюся картину мира, основанную на доминировании "соборного начала" и принципах уравнительного распределения. И хотя социалистические и коммунистические идеи были продуктом западной философской мысли, где в столкновениях и полемике они прошли длительный путь развития, именно они получили особую власть над умами людей в России. Видный деятель эсеровского движения Ф.Степун отмечал, что "монументальность", с которой неистовый Ленин принялся за создание коммунистического общества, сравнима разве только с сотворением нового мира в библейском смысле. Но в ответ на ленинское "да будет так" жизнь отвечала не библейским "и стало так", но российским "и не стало так". Ленин и большевики хотели "перевернуть" Россию, но в действительности Россия "перевернула" большевизм". Извечная российская проблема: хотели как лучше, а получилось как всегда. Так что большевистский период истории России стал не реализацией неких теоретических положений в конкретных условиях места и времени, но примером того, как меняющиеся обстоятельства диктовали властным структурам стратегию и тактику политического выживания, а идеологии и теории оставалось только обосновывать этот процесс.

Вместе с тем у большевиков имелся достаточно отчетливый и последовательно проводящийся в жизнь идеологический вектор. Он сводился к непримиримой антибуржуазности, т.е. к борьбе с ценностями, лежащими в основе этого ненавистного им общества. Что это были за ценности? Прежде всего – частная собственность как основа экономической, а следовательно, и политической независимости человека от государства, необходимая предпосылка для индивидуалистического самосознания личности. Однако большевики понимали, что собственнические инстинкты слишком глубоко коренятся в душах людей. Отсюда идеологическое оформление антисобственнической (антибуржуазной) пропаганды: она, частная собственность, была объявлена базой, позволяющей одним людям (собственникам) эксплуатировать других людей – городской и деревенский пролетариат. И, соответственно, проводить эту политику – борьбу с классом собственников – был призван именно этот пролетариат.

Борьба с буржуазной картиной мира – негативная часть программы. Она сопрягалась с программой позитивной – внедрением в сознание людей коллективистских ценностей, предполагавших отказ от суверенности индивидуальной личности и ее растворение в массе. На смену человеку как субъекту исторического процесса (буржуазный герой-индивидуалист) приходила масса (класс), делающая историю. Индивидуальная же свобода при этом сводилась к выбору человеком своей конкретной роли в движении к не им поставленной цели. "Я счастлив, что я этой силы частица .", как сказал поэт, верно угадавший главное направление формируемого большевиками потока жизни.

Эта задача для большевиков не была слишком сложной, потому что склонность к коллективизму, групповая психология глубоко коренились в русской крестьянской традиции. Ее же исповедовали различные городские производственные артели – объединения, составлявшиеся, как правило, из тех же выходцев из деревни. Да и так называемый пролетариат тоже был чаще всего выходцем из деревни, пролетарием в первом поколении. Фактически проблема состояла лишь в том, чтобы переориентировать этот укорененный в российском национальном характере вектор в нужном для большевиков направлении.

"Человеческий материал", который большевики унаследовали от "старого" общества, состоял из трех неравных частей: меньшую часть составляли убежденные революционеры, практически готовые для светлого будущего (их по разным подсчетам накануне революции было примерно тысяч пять на всю Россию), подавляющая масса (десятки миллионов) крестьян, городских наемных работников, служилого люда, обывателей, мещан и т.д., которых предстояло мучительно перевоспитывать в соответствии с новыми идеалами (менять им картину мира) и, наконец, те, кого следовало уничтожить как класс – весьма обширный слой так называемой буржуазии, в который (из-за политической малограмотности исполнителей) попало много "чистой" публики, никакой весомой собственностью не владевшей – чиновничества, ученых, юристов, деятелей искусства и т.д.

Большевики унаследовали страну в тяжелой ситуации: война и затем Февральская революция раскрепостили, разбудили в населении империи разрушительную энергию, извечную российскую склонность к анархическому бунту, нанесли сильнейший удар по системе традиционных российских ценностей. Сложившаяся испокон веков картина мира российского подданного трещала по всем швам: из нее были вынуты центральные, формообразующие фрагменты – монарх как олицетворение высшей справедливости на Земле и Бог как мирообразующее и мироформирующее начало. События развивались таким образом, что достаточно вероятным становилось предположение, что Бога как создателя и хозяина мироздания нет. У богопослушной части российского населения вполне могло сложиться впечатление, что хороший хозяин никогда бы не допустил в своем доме такого беспорядка, какой учиняли в стране атеисты-большевики. А раз Бога нет, то, как справедливо заметил Ф.Достоевский, "все дозволено", чем не приминул воспользоваться "широкий" русский (и не только русский – российский) человек.

Большевики были убежденными сторонниками вседозволенности. Но на этой концепции (и они это понимали) государство не построишь. Значит, все может быть дозволено, но далеко не всем – только тем, кто у власти и знает, что нужно построить на развалинах старого мира. У остальных нужно было формировать новую картину мира, помогающую использовать этих остальных в строительстве новой жизни.