Начало XX века было отмечено высоким и чрезвычайно ярким взлетом поэзии, что, по контрасту с сумрачными надсоновско-апухтинскими годами, казалось преисполненным новизны, дерзости и праздничности. В.Брюсов, А.Блок, З.Гиппиус, А.Белый, Вяч.Ива­нов, Ф.Сологуб, М.Волошин, И.Северянин, К.Бальмонт, а рядом с ними целая россыпь малых и средних звезд, прочертивших заметный след в истории литературы . Среди них и предстояло появиться Гу­милеву. Не удивительно, что первая его книга «Путь конквистадо­ров» (1905), да и вторая, «Романтические цветы» (1908), прошли по­чти незамеченными, если, правда, не считать, что их мгновенно оце­нил как многообещающие строгий и прозорливый В. Брюсов. Впрочем, и третий сборник, «Жемчуга» (1910), не принес известности. Однако по прошествии нескольких десятилетий даже его ранние и действи­тельно несовершенные книги читаются со все возрастающим чита­тельским любопытством, а историками литературы — с не менее острым научным интересом: ведь так или иначе, а в них вырабатыва­ла и находила себя новая литературная эпоха, названная впослед­ствии Серебряным веком.

Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 (15) апре­ля 1886 года в семье корабельного врача. Однако детских впечатле­ний об этой морской крепости у него не было, так как в возрасте полутора месяцев он оказался в Царском Селе, куда отец, Степан (Стефан) Яковлевич, выйдя в отставку, перевез свою семью. Крон­штадт — это, скорее, определенный символ, как бы предзнаменова­ние будущей судьбы поэта, отданной странствиям по морям и континентам. Море вообще напоминало о себе разными знаками: крестил его протоиерей Кронштадтской Александро-Невской церкви, так что не исключено, что в самой купели была толика морской влаги; крест­ным отцом был адмирал Лев Иванович Львов, дядя поэта по матери. Прапрадед Гумилева участвовал в сражении под Очаковом. Прадед также был воином — участвовал в сражении под Аустерлицем.

Царское Село, где прошло детство и отрочество будущего поэта, сыграло в его жизни огромную роль. Там все дышало поэзией, гени­ем Пушкина, а в гимназии директорствовал тоже поэт — Иннокен­тий Анненский. Там же произошла и встреча с гимназисткой Аней Горенко — будущей Анной Ахматовой.

Немалую роль сыграли и имения с их традиционным русским пейзажем и барским бытом — Поповка (по Николаевской, ныне Октябрьской, железной дороге), где прошли счастливых десять дет­ских лет, и — особенно — Слепнево. Немногочисленные у Гумилева стихи, посвященные русской природе, навеяны именно этими места­ми. Сейчас недалеко от Бежецка есть мемориальный «Дом семьи Гумилевых», перевезенный из Слепнева.

Но помимо Царского Села и усадебных мест было в отрочестве Гумилева еще одно сильнейшее впечатление. Это — Кавказ, куда семья переехала в 1900 году. Правда, пребывание на Кавказе и учеба в тифлисской гимназии оказались недолгими, однако два с лишним года для подростка — срок огромный. Легко предположить, что бу­дущая яркая декоративность, свойственная автору «Чужого неба» и африканских стихов, получила первоначальный толчок на улицах старого Тифлиса, в живописных долинах и ущельях кавказских гор.

Тифлис был городом, где появилось в печати первое стихотворе­ние Гумилева, опубликованное в газете «Тифлисский листок» 8 сен­тября 1902 года, «Я в лес бежал из городов .»)

Стихотворение это интересно сейчас, пожалуй, лишь тем, что можно судить о возможном круге чтения гим­назиста Гумилева, а главное, о первоначальных поэтических воздей­ствиях, испытанных им в ранней юности. Если же судить еще по некоторым стихам, то испытал он и заметное воздействие К. Баль­монта, слава которого как раз в годы гумилевской юности вошла в свой головокружительный зенит[1].

По сохранившимся юношеским стихам видно, что Гумилев в ту пору тяготел к романтической поэзии. Возможно, он подумывал уже и о сборнике, о чем говорит «Посвящение сборнику "Горы и уще­лья"», состоящее из трех взаимосвязанных стихотворений. «Люблю я чудный горный вид .», «Люблю над пропастью глухой .» и «В горах мне люб и Божий свет .». Стихи крайне подражательны, переполне­ны ходячими романтическими штампами и представляют сейчас ин­терес лишь чисто биографический.

В 1903 году семья Гумилевых вернулась в Царское Село. Теперь повзрослевший гимназист мог более сознательно оценить и воспри­нять литературные традиции, связанные с этим священным для рус­ской поэзии местом. На отдельных его стихах тех лет можно заме­тить отсветы южных романтических поэм Пушкина — в особеннос­ти «Цыган».

Он поступил в седьмой класс Николаевской царскосельской гим­назии — той самой, где директорствовал поэт Иннокентий Аннен­ский.

Иннокентий Анненский, по-видимому, оказал известное влия­ние на направление поэтического развития Гумилева. Впрочем, когда Гумилев появился, после Тифлиса, в 1903 году в царскосельской гим­назии, отношения между ними, надо думать, были вполне «иерархи­ческими»: гимназист седьмого класса, с одной стороны, директор гимназии — с другой. Учился Гумилев плохо, окончил гимназичес­кий курс лишь в двадцать лет. В 1905 году он сумел издать сборник стихов «Путь конквистадоров», который подарил Анненскому со сти­хотворной надписью.

Стихи Гумилев писал постоянно, много и охотно. В отличие от опытов «тифлисского» периода с их расплывчато-расслабленной инто­нацией, подчас карикатурно повторявшей бальмонтовскую грациоз­ность, появилось мужественное, волевое начало, которое сделается потом неотъемлемой приметой гумилевской лирики.

Ему шел двадца­тый год, а он все еще учился в гимназии. Вот почему понадобилась маска, роль, грим, а вместе с ними и прочие элементы звонкого ро­мантического репертуара. Он брал из этого реквизита просто напрокат, но потом кое-что так и пристало к нему, в том числе актерство, любовь к позе, к риску, приключениям.

В этой, казалось бы, чисто индивидуальной, психологической черте сказывалась не только горячка юности, но — опосредованным обра­зом — сама атмосфера девятисотых годов, не вся, разумеется, атмо­сфера, уже темневшая к приближавшейся грозе 1905 года. Пора первоначального формирования Гумилева была временем расцвета русского декаданса. Ставя в центре мира свою личность, поэт-декадент был склонен к крайнему индивидуализму, к эпатажу, к броскому и демонстративному подчеркиванию своей неповтори­мой индивидуальности — даже в одежде, в быту, в поведении. Отсю­да — преднамеренное стремление к дозе, к созданию и использова­нию маски, к разного рода бутафории.

Эпоха накануне цусимской катастрофы, а затем революции 1905 года и ее поражения была по сути своей и героична и трагична: она оказалась чревата глубочайшими социальными переменами.

Юный Гумилев, судя по «Пути конквистадоров», а также и по второй его книге — «Романтические цветы» (1908), был далек от по­нимания социально-политической действительности, но у него не было также и каких-либо контактов с современной ему литературной жиз­нью, с декадентскими кругами, с религиозно-философскими круж­ками, чрезвычайно многочисленными и модными в ту пору.