План.

Гл. I Вступление.

Гл. II Стиль написания поэмы.

Гл. III Творческое использование Некрасовым фольклорных мотивов в

поэме «Кому на Руси жить хорошо».

1 гл. Использование причитаний и песен из книжных источников.

2 гл. Создание собственных произведений с использованием

фольклорной стилистики.

3 гл. Использование других видов фольклорного творчества.

Гл. IV Заключение.

Гл. V Список использованной литературы.

Тема «Фольклор в творчестве Некрасова» неоднократно привлекала к себе внимание исследователей. Тем не менее, я считаю небесполезным еще раз вернуться к ней. В многочисленных исследованиях внимание исследователей было обращено главным обра­зом на изучение текстуальных или стили­стических совпадений фольклорных текстов и текстов, принадле­жащих Некрасову, на установление «заимствований» и «источни­ков», и т. п. До сих пор, однако, тема не поставлена в литературном плане. Ведь мы имеем дело с художником-мастером. Само собою разумеется, что этот художник-мастер, крупная поэтическая индивидуальность, является вместе с тем социальной фигурой. Некрасов—поэт рево­люционной демократии, и это определяет характер его поэзии. И естественно, было бы интересно исследовать как использует Некрасов фольклорный материал? Какие цели он при этом ставит перед собою? Какой именно фольклорный материал берет Некрасов (не в смысле точ­ного определения источников, а в смысле качественной—художе­ственной и социальной характеристики этого материала)? Что он с этим материалом делает (т. е. какими композиционными прие­мами вводит его, насколько и как изменяет)? Каков результат его работы (потому что результат этот может не совпадать с субъективными целями художника, т. е. художник может и не суметь осуществить свои задачи)?

Условимся прежде всего, что под фольклорностью мы будем понимать черты традиционного устно-поэтического творчества, а не черты живой, разговорной крестьянской речи. Когда Некрасов писал, например:

Ругательски ругаются,

Немудрено, что вцепятся

Друг другу в волоса .

Гляди — уж и вцепилися!

Роман тузит Пахомушку,

Демьян тузит Луку,

А два братана Губины

Утюжат Права дюжего,

И всяк свое кричит!

то это было весьма «народно» с точки зрения интеллигентного чи­тателя и, конечно, достаточно понятно и доступно для читателя-крестьянина, но о фольклорности говорить здесь не приходится: это не крестьянская поэзия, а крестьянский язык.

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» не вполне однородна по своему характеру: если «Пролог», первая часть, «Крестьянка» и «Последыш» рассчитаны почти полностью на крестьянского чита­теля, то уже в части «Пир на весь мир» есть главы и эпизоды, из­ложенные совершенно иначе (особенно это приходится сказать о главе IV — «Доброе время — добрые песни»). Для иллюстрации этого можно сопоставить хотя бы две песни из этой части. В главе («Горькое время—горькие песни») есть такая песня («Барщинная»):

Беден, нечесан Калинушка,

Нечем ему щеголять,

Только расписана спинушка,

Да за рубахой не знать . И т. д.

В главе IV можно взять одну из песен Гриши:

В минуты унынья, о родина мать!

Я мыслью вперед улетаю.

Еще суждено тебе много страдать,

Но ты не погибнешь, я знаю . И т. д.

Два различных стиля Некрасова (условно говоря, «народный» и «гражданский»), мне кажется, здесь проявляются достаточно ярко.

Однако в основном поэма написана именно «народным» сти­лем. В связи с этим стоит и широкое использование в ней фоль­клора.

Фольклорно-сказочный материал, несомненно, вошел в сюжет­ную основу поэмы. Так, говорящая пеночка, вмешивающаяся в спор мужиков и обещающая выкуп за птенчика, — образ сказочный. Сказочный мотив также скатерть-самобранка, хотя применение ее в поэме Некрасова со­вершенно оригинальное: она должна кормить и одевать мужиков во время их странствований.

Избранная Некрасовым сказочная форма развития сюжета от­крывала перед ним широчайшие возможности и позволяла дать ряд ярких реалистических картин русской действительности; «сказочность» не мешала реализму по существу и в то же время помогала создать ряд острых столкновений (иначе весьма трудно было бы осуществить, например, встречу крестьян с царем).

В дальнейшем собственно фольклорный материал Некрасов особенно широко использует в части «Крестьянка». Однако, различные фольклорные жанры использованы далеко не в равной степени. Особенно ши­роко использованы здесь, во-первых, похоронные причитания (по сборнику Барсова «Причитанья Северного края»), во-вторых, сва­дебные причитания невесты, в-третьих — лирические семейно-бытовые песни. Некрасов берет главным образом произведения ли­рического характера, потому что именно в этих произведениях наиболее ярко и эффективно отразились настроения, чувства и думы крестьянства.

Но эти лирические произведения Некрасов нередко превращает в эпическое повествование, причем: сплавляет их в одно целое, создавая тем самым такой сложный комплекс, какого нет и не может быть в фольклоре. Некоторые же песни Не­красов вставляет в повествование именно как песни и иногда при­водит их с абсолютной точностью. Так, глава I («До замужества») построена почти целиком на свадебных причитаниях из сборника Рыбникова. В этой связи уместно привести следующую параллель, которая позволяет сделать некоторые выводы.

У Некрасова глава кончается так:

Велел родимый батюшка.

Благословила матушка,

Поставили родители

К дубовому столу,

С краями чары налили:

«Бери поднос, гостей-чужак

С поклоном обноси!»

Впервой я поклонилася —

Вздрогнули ноги резвые;

Второй я поклонилася —

Поблекло бело личико;

Я в третий поклонилася,

И волюшка скатилася

С девичьей головы .

У Рыбникова[1]:

Повелел мой сударь-батюшка,

Да благословила моя матушка .

.Поставили родители

К дубову столу во стольницы,

К зелену вину в разливщицы.

Я у дубового стола да постояла,—

Во рунах были подносы золоченые.

На подносах были чарочки хрустальные,

Во чарочках хмельное зелено вино

Злодеям чужим чужанинам,

Этым гостям незнакомыим.

И покорила свою младую головушку:

Первой раз я поклонилася,—

Моя волюшка с головушки укатилася,

Другой раз я поклонилася, —

Поблекло мое бело личико,

Третий раз я поклонилася,—

Подрожали мот резвые ноженьки,

Свое род-племя красна девушка посрамила .

Несомненно, Некрасов использовал именно данный текст, так как близость здесь совершенно очевидная. Но автор исполь­зовал материал не механически. Мы видим у Некрасова чрезвы­чайное сжатие всего текста по числу строк. Кроме того, и каждая строка у Некрасова короче соответ­ствующей фольклорной строки (например, у Рыбникова—«К ду­бову столу во стольницы», у Некрасова—«К дубовому столу»). Это придает стиху Некрасова большую эмоциональную напряженность (фольклорный размер медленнее и эпичнее) и большую энергич­ность (в частности, важны в этом отношении мужские однослож­ные клаузулы,[2] употребляемые Некрасовым, тогда как в фольклор­ном тексте их нет).