лександр Иванович Куприн родился 26 августа (7 сентября) 1870 года в захолустном городке Наровчате Пензенской губернии. Отца своего, умершего от холеры, когда мальчику был всего год, Куприн, понятно, не помнил. В 1874 году он переезжает с матерью в Москву и поселяется в общей палате вдовьего дома.

Во вдовьем доме (описанном впоследствии в рассказе «Святая ложь», 1914) он, по крайней мере, не был оторван от матери. Вообще в формировании личности Куприна громадную роль сыграла мать, которая в глазах ребенка безраздельно заняла место «верховного существа». Судя по свидетельствам современников, Любовь Алексеевна Куприна, урожденная княжна Куланчакова, «обладала сильным, непреклонным характером и высоким благородством». Натура энергичная, волевая и даже с оттенком деспотизма в характере, она обладала к тому же, по словам Куприна, редким «инстинктивным вкусом» и тонкой наблюдательностью. «Расскажешь ли или прочтешь ей что-нибудь, - вспоминал писатель, она непременно выскажет своё мнение в метком, сильном, характерном слове. Откуда только брала она такие слова? Сколько раз я обкрадывал ее, вставляя в свои рассказы ее слова и выражения .» И у шестидесятилетнего Куприна образ матери вызывает восторженные признания. В своём позднейшем автобиографическом романе «Юнкера» он не называет мать Александрова иначе, как «обожаемая».

В 1876 году из-за тяжелого материального положения Любовь Алексеевна была вынуждена отдать сына в сиротское училище. Семилетний мальчик надел первую в своей жизни форму - парусиновые панталоны и парусиновую рубашку, обшитую вокруг ворота и вокруг рукавов форменной кумачовой лентой». Казенная обстановка, злобные старые девы - воспитательницы, бесшабашные сверстники - всё это причиняло мальчику жестокие страдания. «Бывало, в раннем детстве вернёшься после долгих летних каникул в пансион - писал Куприн в очерке «Памяти Чехова» (1904). Всё серо, казарменно, пахнет свежей масляной краской и мастикой, товарищи грубы, начальство недоброжелательно. Пока день - еще крепишься кое-как . Ни когда настанет вечер и возня в полутемной спальне уляжется, - о, какая нестерпимая скорбь, какое отчаяние овладевают маленькой душой! Грызёшь подушку, подавляя рыдания, шепчешь милые имена и плачешь, плачешь жаркими слезами, и «знаешь, что никогда не насытишь ими своего горя».

Однако испытания, ждавшие маленького Куприна, только начинались. В 1880 году он сдал вступительные экзамены во Вторую московскую военную гимназию, которая два года спустя была преобразована в кадетский корпус. И снова форма: «Чёрная суконная курточка, без пояса, с синими погонами, восемью медными пуговицами в один ряд и красными петлицами на воротнике». В повести «На переломе» («Кадеты») - 1907, Куприн подробно запечатлел калечащую детскую душу нравы, тупость начальства, «всеобщий культ кулака», отдававший слабого на растерзание более сильному. Десятилетний мальчик столкнулся в эту пору с несправедливостью, возведенной в закон. В его сознании нормы честности и благородства, поддерживаемые в семье материнским авторитетом, пришли в резкое несоответствие с царившим в гимназии правом сильного, с нелепой казарменной воспитательной системой.

Третье Александровское юнкерское училище в Москве, куда Куприн поступил осенью 1888 года, приняло в свои стены уже не тщедушного, неуклюжего подростка, а крепкого юношу, ловкого гимназиста, юнкера, без меры дорожащего честью своего

мундира, неутомимого танцора, пылко влюбляющегося в каждую хорошенькую партнёршу по вальсу. Разве что «бешеная кровь татарских князей, неудержимых и неукротимых его предков с материнской стороны» («Юнкера»), толкавшая на резкие и необдуманные поступки, выделяла его среди сверстников. Но такое впечатление, впечатление ординарности, было бы обманчивым, односторонним.

Детские и юношеские годы Куприна в известной мере дают материал для отыскания истоков его характерных особенностей как художника. Воспевание героического, мужественного начала, естественной и грубовато-здоровой жизни сочетается в творчестве писателя, как мы увидим, с обострённой чуткостью к чужому страданию, с пристальным вниманием к слабому, «маленькому» человеку, угнетаемому оскорбительно чужой и враждебной ему средой. Вот эта, вторая, плодотворнейшая стихия Куприна-художника восходит к впечатлениям маленького Саши, полученным в кадетском корпусе. Нужно было ребенком пройти сквозь ужасы военной бурсы, пережить унизительную публичную порку, чтобы так болезненно остро ощутить, скажем, мучения татарина Байгузина, истязуемого на батальонном плацу («Дознание», 1894), или драму жалкого, забитого солдатика Хлебникова («Поединок», 1905).

Несмотря на мрачность быта в кадетском корпусе, именно там родилась настоящая, глубокая любовь будущего писателя к литературе. Среди бездарных или опустившихся казенных педагогов счастливым исключением оказался литератор Цуханов (в повести «На переломе» - Труханов), «замечательно художественно» читавший воспитанникам Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Тургенева. К этому времени и сам Куприн начинает пробовать свои силы в поэзии. Сохранилось его несколько очень несовершенных ученических опытов 1883 -1887 годов, где ои вторит демократическим поэтам- восьмидесятникам. Показательна эта ориентация, несколько неожиданная для воспитанника кадетского корпуса: он ищет образцы для подражания не в казённо-патриотической лирике, а в поэзии Надсона, раннего Минского, сатире А. К. Толстого. Уже будучи в юнкерском училище, Куприн впервые выступит в печати. Познакомившись с поэтом Л. И. Пальминым, он опубликовал и журнале «Русский сатирический листок» рассказ «Последний дебют» (1889). Сладкий яд авторства, запах типографской краски новенького номера журнала, наконец дисциплинарное взыскание за выступление в печати - всё это запомнилось навсегда, воплотилось позднее в отдельный рассказ («Первенец», 1897), стало эпизодом романа «Юнкера» и темой рассказа «Типографская краска» (1929). «Последний дебют» не обличал сколько-нибудь таланта в его авторе, таким дешевым мелодраматизмом был он перенасыщен, так трафаретны были его персонажи. И когда 10 августа 1890 года, окончив «по первому разряду» Александровское училище, свежеиспечённый подпоручик отправился в 46-й пехотный Днепровский полк, квартировавший в городишке Проскурове Подольской губернии, - он и сам не относился серьёзно к своему «писательству».

Почти четырехлетняя служба впервые столкнула Куприна с тяготами обыденной жизни, от которой он был доселе отгорожен стенами военных учебных заведений. Показная, нарядная сторона офицерского бытия обернулась своим исподом: утомительно однообразными занятиями «словесностью» и отработкой ружейных приемов с отупевшими от муштры солдатами: попойками в клубе да пошлыми интрижками с полковыми «мессалинами». Однако именно эти годы дали возможность Куприну всесторонне изучить провинциальный военный быт, а также познакомиться с нищей жизнью белорусской окраины, еврейского местечка, с нравами «заштатной» интеллигенции. Впечатления этих лет явились как бы