Федор Александрович Абрамов родился 29 февраля 1920 года в многодетной крестьянской семье в далекой северной деревне Верколе Архангельской области, в краю белых ночей и бесконечных лесов. На его долю выпали общие для того времени невзгоды: безотцовщина, тяготы и радости крестьянского труда, беды коллективизации, война. Студентом третьего курса Ленинградского университета ушел он добровольцем-ополченцем защищать Ленинград, был тяжело ранен, чудом уцелел в блокадном госпитале и при переправе по Дороге жизни. Навсегда он остался верен погибшим товарищам. Их памятью, их судьбой выверял он свое поведение, свой писательский путь. Но он запомнил не только героизм молодых ополченцев, но и преступные действия тех, кто посылал в бой безоружных ребят. Не тогда ли началось трезво-бесстрашное осмысление эпохи будущим писателем?

В 1942 году, после долечивания в госпиталях, Абрамов вернулся на родную Пинегу, где увидел и тоже на всю жизнь запомнил подвиг русской женщины, русской бабы, которая "открыла второй фронт". Тогда и родился замысел первого романа – "Братья и сестры" (1958). Шестнадцать лет вынашивался роман. Тем временем Абрамов доучивался в университете, защитил кандидатскую диссертацию, заведовал кафедрой советской литературы. Через его сердце прошли новые беды и трагедии. Он увидел не только драмы крестьянские, но и драмы городские, драмы интеллигенции, драмы недоверия и подозрительности к военнопленным, к находившимся в оккупации. Его возмущал анкетный подход к людям, анкетный подбор кадров, когда люди с "чистой биографией" получали незаслуженные привилегии, становились высокомерными карьеристами. Его продолжало мучить бесправие крестьян, лишенных паспорта и права передвижения, плативших непомерные налоги.

Он увидел резкое несоответствие народной жизни и отражения ее в литературе, кино, где царила атмосфера всеобщего благополучия и ликующих празднеств ("Кубанские казаки"). Тогда Абрамов взялся за перо и выступил как ратоборец за подлинную, неприкрашенную правду. В 1954 году в журнале "Новый мир" он опубликовал статью "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе", где восстал против лакировочной и тенденциозно идиллической литературы о деревне, против сглаженных жизненных конфликтов и упрощенных характеров. И сразу получил боевое крещение – "попал в постановление", где его причислили к антипатриотам, к врагам колхозного строя. Его прорабатывали на многих партийных собраниях, чуть не лишили работы. Но он продолжал отстаивать свое право говорить правду о народной жизни.

Но все же в первых книгах, как признавался Абрамов, он "не сказал всей правды о том времени, о котором писал". "Вся правда" – вот перед чем он стоял. Вот чего хотела его совесть. Вся правда, – это чистая правда, это правда без оговорок, без увиливаний, без умолчаний. Всю правду он задумал написать в романе "Чистая книга", который он не успел закончить. Для этого романа он много времени посвятил изучению архангельских архивов. Но дела оторвали его в Ленинград. И больше он уже не возвращался в Архангельск для продолжения работы.

Книги Абрамова воспринимались и толковались критикой в основном как остросоциальные вещи, повествующие о трагедии русского народа, взывающие к радикальным переменам в стране. А проблемы философские, нравственные, звучавшие в его произведениях, зачастую не получали должного осмысления.

Его романы, повести, рассказы – летопись страданий многомиллионного крестьянства. Он писал о трагедии раскулачивания, о репрессиях ("Деревянные кони", "Франтик", "Поездка в прошлое"), о непосильных налогах и трудовой повинности, когда женщин и подростков "гнали" на сплав и лесозаготовки, о разрушении малых деревень, о чудовищно нелепых "реорганизациях" в сельском хозяйстве, а в конечном счете -- о трагедии народа и человека, которому не давали достойно жить, работать, думать. Люди страдающие, замученные, изломанные встают со страниц абрамовской прозы как обвинение всей преступной тоталитарной системе.

Словами Павла Вороницына ("Вокруг да около") Абрамов выразил трагедию миллионов, низведенных до крепостного положения: "А ежели я человеком себя не чувствую, это ты понимаешь? Почему у меня нет паспорта? Не личность я, значит, да?"

Но Абрамов был далек от одностороннего обличительства. Его книги – не только обвинение, не только скорбь, боль и плач о России. В его книгах – поиски истины, поиски причин происшедшего и тех животворных основ, которые помогли России не погибнуть, а выжить, выстоять, в великих муках и испытаниях сохранить живую душу, человечность, доброту, совесть, сострадание, взаимопомощь.

В конце концов, все обострившиеся пороки современности – пьянство, наркомания, преступность, эгоцентризм, цинизм, равнодушие – порождены угнетением личности, низкой культурой, попранием правовых и нравственных норм, беззаконием.

Хотя Абрамов писал в основном о людях русской деревни, но за их судьбой стояла жизнь и проблемы всей страны, проблемы общенародные, общегосударственные, общечеловеческие. Недаром рассказ о заброшенной деревне назван "Дела российские .". Да, все, что происходит в деревне, в районе, в поселке, на сенокосе или на лугу, где "плачут лошади", в крестьянской избе, – это все "дела российские", дела общие.

Федор Абрамов неустанно выверял каждую мелочь, каждую частность высшей мерой – мерой всенародного страдания или блага, мерой ухудшения или улучшения народной жизни. И потому, о чем бы он ни писал – он всегда говорил с читателем о самом главном: что мешает или помогает нам жить достойно, по-человечески.

Еще в 1969 году был создан рассказ "Старухи". Он обошел почти все редакции, вызывал всеобщее восхищение, но увидел свет только через восемнадцать лет – в 1987 году. Это один из лучших рассказов, которым очень дорожил сам писатель. Рассказ вмещает огромные пласты нашей истории, наши беды, муки, ошибки, трагедии и нерешенные, трудные вопросы, по сей день требующие ответа. Главный из них – как восстановить справедливость, как искупить вину перед поколениями русских людей, особливо русских женщин-крестьянок, которые не годами – десятилетиями работали на износ, "рвали из себя жилы – в колхозе, в лесу, на сплаве", почти ничего не получая за свой каторжный труд. Доля-трагедия русских крестьянок встает в рассказе вровень с трагедией тех, кто испил муки репрессий и лагерей.

Всегда сдержанный авторский голос в этом рассказе подымается до самых высоких лирических нот, до самой высокой патетики: "Встаньте, люди! Русская крестьянка идет. С восьмидесятилетним рабочим стажем"; "Новый человек вырастет -- не сомневаюсь. Но пройдет ли по русской земле еще раз такое бескорыстное, святое племя?".

Абрамов продолжал ту линию русской литературы, которая шла от Чехова и Бунина: бесстрашно взглянуть на самих себя, не идеализировать народ, разобраться в сложности и крайностях русского характера. Писатель хорошо понимал, что в конечном счете судьбы страны и человечества зависят не только от политиков, но и от поведения, умонастроения, устремлений, идеалов, культуры и нравственности миллионов. Его всегда тревожило не только всевластие чиновников, которые "все пожирают и ни за что не отвечают", но и неразвитость гражданского мышления в стране, полуграмотность, полуобразованность большинства. Он видел, что в запущенном состоянии находятся не только экономика, быт, система управления, но и сознание, нравственность, культура, состояние умов и сердец. Он собирался написать статью, рассказать, как десятилетиями вытравляли в народе самостоятельность мышления: "Не смей думать, живи по приказу. Никакой инициативы. Выключи мозги".