При таком построении поэма была строго соразмерна по главам: в нечетных главах действуют все четыре витязя, причем в третьей главе соперники Руслана прекращают поиски Людмилы (Рогдай убит, Фарлаф, уповая на Наину, отправляется восвояси, Ратмир забывается в замке дев). Далее Пушкин попытался форсировать развитие событий (преодолевая описательность, возобладавшую в повество­вании): Руслан, уже обретший невесту, погибает. По-види­мому, предыдущие события предполагалось раскрыть позже в ретроспективном рассказе. Что же касается даль­нейшего развития сюжета, то в двух оставшихся по перво­начальному плану главах намечался рассказ об ожив­лении Руслана Финном, возвращении героя в Киев и по­срамлении изменника Фарлафа.

Поэма начата в 1817 г., в то время, когда Пушкин пре­одолевает захлестнувшие было его элегические настроения. Получившие отражение в «бакунинском цикле». Выше уже отмечалось, что в качестве своеобразной реакции на мелан­холические (и отчасти мелодраматические) мотивы в пуш­кинской лирике начинает формироваться иной лирический цикл («Послания к Лиде»), в котором торжествует гедо­низм, противопоставленный всему мечтательному, всему потустороннему. Реалистическая тенденция развития творчества Пуш­кина не может вызывать сомнений. В «Руслане и Людмиле», поэме-сказке, рисуется мир по всех отношениях гармонический. Хотя сюжет поэмы и основан на соперничестве четырех героев, хотя в конце концов торжествует главный из них. Каждый из остальных тоже по-своему утешен; нашел свое идиллическое счастье мечтатель Ратмир, прощен ничтожный Фарлаф и даже гибель жестокого Рогдая смягчена сказочным мотивом:

И слышно было, что Рогдая

Тех вод русалка молодая

На хладны перси прияла

И, жадно витязя лобзая,

На дно со смехом увлекла

Высокий зачин поэмы:

Дела давно минувших дней,

Преданья старины глубокой

В южных поэмах Пушкина луна также будет всходить перед тем, как начаться решительным событиям, Пушкин всякий раз описание ночи приобретет местные, национальные черты: в «Кавказском пленнике» луна осветит» «белые хижины аула», в «Бахчисарайском фонтане» - «тихую лавров сень», в «Цыганах» — «тихий табор» (а впоследст­вии в «Полтаве» — «сребристых тополей листы»). Дейст­вие этих поэм в своих кульминационных моментах будет происходить именно ночью. Несомненно, что это примета романтического стиля, отражающая внимание писателя-романтика к исключительному, необычному (ночь — союз­ница преступлений и любви, мрачных дум и откровений и пр.). Но замечательно, что последний эпизод пушкинских поэм будет протекать, как правило, на фоне разгорающе­гося дня. Причем уже в первой поэме Пушкин нашел характерный тон заключительного утреннего пейзажа: «Сомнительный рождался день. На отуманенном востоке. . .». Будущее предстояло в противоборстве надежд и сомнений .

Впоследствии каждая поэма Пушкина будет соотно­ситься с «преданьями старины глубокой». Ср. в «Кавказ­ском пленнике»: «И возвестят о вашей казни Преданья темные молвы .»; в «Бахчисарайском фон­тане»: «Младые девы в той стране Преданье старины узнали'. . .»; в «Цыганах»: «Меж нами есть одно преданье .»: в «Полтаве»: «Но дочь-преступ­ница. . . преданья Об ней молчат. . .».

Наконец, в каждой из романтических пушкинских поэм в качестве своеобразной лирической доминанты прозвучит «национальная песня», ритмически акцентированная на фоне всего произведения.

Но все эти элементы, намеченные уже в «Руслане и Людмиле», обнаруживают свою пушкинскую характер­ность только в его южных поэмах; в самой же ранней поэме кажутся найденными вполне «случайно»: так. «песнь девы» еще никакой народно-поэтической окраски пока неимеет; почкой романтический пейзаж соседствует с фан­тастическим (сад Черномора), идиллическим (хижина Ратмира). лародииио-романтическим (замок двенадцати дев), народно-сказочным («чудная долина» с ключами живой и мертвой воды) и прочими пейзажами.

С другой сгороны, уже в «Руслане и Людмиле» мы находим предвестие и поздних реалистических пушкин­ских iio;)m. таких как «Полтава» (описание боя). «Граф lly.iiiH». «Домик в Коломне» и «Анджело» (шутливо-иро­ническая интонация, пронизывающая все повествование), «Медный всадник» (описание смятения городских жите­ля).

Романтические искания в русской литературе первых десятилетий XIX в. были важнейшей тенденцией ее разви­тия. ведущей к обогащению ее образных средств, к углубле-1Н)му тилкованию духовного мира человека. Едва ли, однако, было бы справедливым рассматривать всю литера­туру этого периода под знаком романтических тенденций. Термин «иредромантизм», в последнее время утвердив­шийся в литературоведении, нельзя истолковывать только как художественный метод, который порождает в будущем единственно романтизм. Предромантическое течение в литературе таит в себе реалистические откровения, и можно в принципе представить себе движение художника от предромантизма к реализму, как это обнаруживается в творческом пути Грибоедова например. Творческая эво­люция Пушкина, однако, складывалась иначе, — уже в начале 1820 х гг. его постигает глубокое разочарование в просветительской концепции мира.

РОМАНТИЗМ

1820-1823

«Характеристическая черта гения Пушкина,—писал о поэте И. И. Пущин, — разнообрапие. Не было почти явле­ния в природе, события в обыденной общественной жизни, которые бы прошли мимо его, не вызвав дивных и непо­дражаемых звуков его музы: п потому простор и свобода, для всякого человека бесценные, для него были. сверх того, могущественнейшими вдохновителями». IJ Впервые эта «характеристическая черта» возобладала в творчестве Пушкина в начале 1820-х гг. Сравнительно узкий круг как лицейских, так и петербургских впечатлений сменился для ссыльного поэта ошеломляюще бескрайними просторами.

Время южной ссылки Пушкина совпало с ря­дом исторических событий, которые на первом этапе внушали надежду на достижимость идеалов свободы и вольности. Героика современной истории получила отра­жение в лирике Пушкина 1820-х гг. («Эллеферия, пред то­бой», «Война», «Кинжал»). Естественным было и стремление Пушкина обратиться к героическим темам русской истории, что определило замыслы поэм «Мстислав» и «Вадим», — последний из этих замыслов приобрел и драматур­гическую форму.

Для осмысления эволюции творческого метода Пуш­кина в начале 1820-х гг. принципиальное значение имеют его искренние попытки следовать заветам декабристской критики, не увенчавшиеся, однако, успехом. 1 марта 1822 г. Пушкин переписал набело только что законченную «Песнь о вещем Олеге».

Еще в конце июля 1821 г. Пушкин в черновой тетради набросал следующий план: «Олег — в Византию — Игорь и Ольга — поход» . Портреты Олега и Игоря изображены в верхней части того же листа и отчасти перекрывают начало ка­кого-то письма на французском языке.

Декабристская критика весьма сдержанно оценила «Песнь о вещем Олеге», осуждая в ней отход Пушкина от воспевания героики прошлого. Между тем свободолю­бивый пафос пушкинской баллады несомненен, хотя и заключается не в описании подвигов легендарного князя,а в прославлении «правдивого и свободного вещего языка» поэзии, не подвластного суду соврсменников. Пушкин одним из первых в России предощу­тил трагический поворот русской истории, не было ничего странного. Декабристского восстания с его исходом, ко­нечное то время никто не мог предугадать, но «первый де­кабрист», В. Ф. Раевский, уже появился. Впрочем, не был ли «первым декабристом» сам Пушкин, еще за три года до восстания сосланный за свободолюбивые стихи, которые с восторгом воспринимались в широких кругах дворянской интеллигенции, в чем, казалось бы. можно было видеть залог торжества «духа времени»? Однако история пока­зала, что миром правят не мнения, а власти. В творчестве Пушкина романтического периода вызрело убеждение, что в мире действуют объективные законы, поколебать ко­торые человек не в силах, как бы ни были отважны и пре­красны его помыслы. Это определило трагическую тональ­ность пушкинской музы.