Мотив жары, духоты города, влияющего на Раскольникова в «Преступлении и наказании», обнаруживается и в «Кукле». Вот пан Игнаций Жецкий возвращается с аукциона с чувством досады, которое усиливается «на редкость знойным, пыльным днем: тротуары и мостовые накалились, к жестяным вывескам и фонарным столбам нельзя было прикоснуться, а от ослепительного света у Игнация слезились глаза….» (III, с. 363). У пана Томаша Ленцкого жара вызывает в сознании кошмарные картины: «то он воображал, что окутан сетью интриг, (…) то чудилось, будто он умирает, оставляя разоренную, всеми покинутую дочь» (III, 372). А один из военных друзей Жецкого Махальский заключает: «Я бы повесился, приведись мне целую неделю шататься по вашим улицам! Толчея, пылища, жара! Так только свиньи могут жить, а не люди!» (III, с. 407).

Говоря о погоде, природе Варшавы, необходимо упомянуть о дворцово – парковом комплексе Лазенки, где мы часто встречаем Вокульского. Лазенки отражают чувства героя, его мысли, наталкивают его на совершение различных поступков.

Поначалу герой стремится в Лазенки только потому, что там гуляет вечерами Изабелла. Позже мы видим Вокульского уже одиноко блуждающего по парку, где он предается размышлениям о любви, и, наконец, парк навевает мысль о том, как было бы «приятно почувствовать, когда холодное лезвие бандита пронзает разгоряченное сердце».

Проанализируем состояние природы в тот момент, когда Вокульский впервые гуляет в Лазенках вместе с Изабеллой. «Воцарилось затишье (…) Листья деревьев чуть трепетали, словно их колыхало не движение воздуха, а тихо скользящие солнечные лучи (…). Казалось, замерло все: солнце и деревья, снопы света и тени, лебеди на пруду и рой комаров над ними, замерли даже сверкающие волны на синей поверхности воды» (III, с. 324).

Природа словно затаила дыхание, замерла в ожидании дальнейших событий в жизни героя. Вокульскому почудилось, что «они с панной Изабеллой вечно будут бродить по ярко освещенному лугу, окруженные зелеными куполами деревьев…» Но ведь эта тишина может означать не только спокойствие и хорошую развязку событий. Она скорее напоминает затишье перед бурей, нежели перед ясным днем. И вот уже через несколько страниц читатель видит это предупреждающее изменение природы, которое словно вырывает героя из мечтаний и возвращает вновь на землю: «Ветер подул сильнее, замутил воду в пруду, разметал мотыльков и птиц и нагнал облака, которые все чаще закрывали солнце. «Как тут уныло!» - шепнул он [Вокульский] и повернул обратно» (III, с. 327).

И, наконец, когда ясен итог его любви, когда Станислав прозревает и видит в панне Изабелле всего лишь красивую куклу, он вновь идет в Лазенки. И в нем вдруг рождается какой-то «инстинкт разрушения» и «как рассерженный ребенок, он затаптывает следы своих собственных ног, испытывая при этом удовольствие» (IV, с. 389). Через несколько шагов Лазенки рисуют в его воображении некое видение – «статую таинственной богини», к которой стремится Станислав и осознает, что это ничто иное, как Слава.

«Прогулка словно связала невидимыми узами его будущность с той далекой полосой его жизни, когда он, еще приказчиком или студентом, мастерил машины с вечным двигателем и управляемые воздушные шары» (IV, с. 390).

Вскоре наш герой исчезает со страниц романа. Было ли это самоубийство, или Вокульский уехал в свой Париж к изобретателю Гейсту, чтобы отдаться целиком научной деятельности, - на это Прус не дает ответа. В конце концов это и не так важно. Так или иначе, Вокульскому не нашлось места в том обществе, каким оно изображается в романе.

Итак, Варшава, элегантный город с великолепной архитектурой, развитием капитализма и изысканным обществом с одной стороны, скрывает в недрах своих улиц нищету, преступления, голод. И весь внешний лоск можно сравнить лишь с позолотой, покрывающей дешевый металл пустых, разлагающихся на глазах отношений между людьми. В этом мире нет места герою, который благодаря своему чувству к Изабелле любил этот город с аристократами и бедняками, умел радоваться жизни и прощать, а прозрев, увидев всю лживость, пустоту того, к чему он стремился, герой не видит смысла оставаться здесь, в Варшаве, городе, бегущем за новым временем. И в этой погоне теряются ценные человеческие качества – любовь, дружба, милосердие – а на первый план выдвигаются деньги, положение, власть. Человек либо принимает все как есть и приспосабливается к такой жизни, как Марушевич, либо выглядит живым анахронизмом, верящим в добро и самопожертвование, как Жецкий, либо и вовсе покидает этот город, предавая забвению все, что когда-то было связано с ним, как поступает Станислав Вокульский.

Миф Варшавы, вечно молодой, воскресающей из пепла, усилился и преобразовался в культуре XX века, после трагических испытаний Второй Мировой войны. Основу же этого мифа заложил Болеслав Прус.

Заключение

Мифология большого города создается в эпоху реализма. Это, как уже было замечено ранее, связано с исходом сельского населения в города, достигающие миллионной численности, что привело к оскудению поместного дворянства, уменьшению и исчезновению мелких селений.

Города начинают высасывать все из страны. Бельгийский поэт Эмиль Верхарн, творивший на рубеже XIX – XX вв., рассматривал город как символ зла, порожденного капиталистической цивилизацией. В сборнике стихотворений «Города - спруты» он изобразил образ хищного и алчного города, протянувшего тысячи щупалец к деревням. Резкие перемены образа жизни и ментальности в странах европейской цивилизации XIX века нашли отражение в урбанистической литературе реализма, в которой и складывается миф Большого Города.

Данная дипломная работа была посвящена раскрытию литературного мифа четырех крупных городов XIX века: Парижа, Лондона, Петербурга и Варшавы.

Миф Парижа, убедительно и документально созданный Гюго, Сю и Бальзаком, заключается в том, что Париж – это город – светоч, центр культуры, к которому стремятся все провинциальные честолюбцы. Это город – цивилизатор и растлитель одновременно: одних он разлагает и разъедает, других заставляет осесть на дно, одни исчезают а другие, напротив, выкристаллизовываются, отвердевают и каменеют.

Лондон Диккенса – сердце капиталистической Англии, центр, к которому сходятся жизненные нити со всех концов страны. Это таинственный, загадочный город, покрытый туманом, который, с одной стороны, является укрывателем преступного мира, с другой – олицетворяет холод и отчужденность людей высшего света. Город сочетает в себе контрастные картины роскоши и нищеты, величия и убожества.

В дальнейшем тему Лондона бедняков, с его трущобами и убогими кварталами, продолжил Джеймс Гринвуд в своем романе «Маленький оборвыш». А туманный преступный мир города получил полное отражение в «Рассказах о Шерлоке Холмсе» Артура Конан Дойля.

Петербург Достоевского – трагический и фантастический город. Это не просто столица России а скорее столица мира, «в тесных каморках которой решают судьбу человечества[28]». Его город живет отдельной самостоятельной жизнью и влияет на чувства, помыслы, поступки людей. Порою он представляется какой-то грезою, сном, который исчезнет после пробуждения, словно подтверждение пророчеству: «Петербургу быть пусту!». На его улицах наравне с князем Христом блуждают преступники и убийцы, обдумывая свои коварные планы. Душно и трудно жить в этом «самом отвлеченном и умышленном городе на всем земном шаре».