Увлечение историческими сочинениями в библиотеке этого ученого, знакомство с произведениями Ибн Хал-ликана, Ал-Масуди, Иакута ал-Хамави (ок. 1179-1229), Ибн ал-Асира (1160-1233), Хаджи Халифы (1609- 1657), Шамс ал-Дина ад-Димашки (1256-1327) и других авторов, повествующих о булгарах и их путешествиях в Багдад и Мекку, привели к тому, что в основе интересов Марджани наряду с мусульманской догматикой становится история. Как мы видим, этому способствовали и суб'ективные факторы.

Если в Самарканде наставником его на этом поприще был Абу Сайд ас-Самарканди, то в Бухаре, начиная с первого же года пребывания и кончая от'ездом на родину, он находился под влиянием другого не менее одаренного историка Хусейна ибн Мухаммеда ал-Кирмани ал-Каргали, который хотя и не был официальным преподавателем, но отличался как мыслитель, великолепно знающий арабский, персидский и тюркский языки, сочиняющий на этих языках свои произведения, а также имеющий богатую библиотеку. Свой крупнейший труд "Вафийат ал-аслаф ." Ш. Марджани задумал написать по совету этого ученого.

Возможно, именно биографический словарь Иакута ал-Хамави или Ибн Халликана или же библиографическо-энциклопедический справочник Хаджи Халифы усилили его желание создать подобное же обширное сочинение для своих соотечественников. Характерно, что пока не изданный шеститомный труд Ш. Марджани "Вафийат ал-аслаф ." как по названию, так и по содержанию и стилю напоминает труды вышеназванных восточных авторов, особенно "Даты смерти выдающихся людей" Ибн Халликана. Ш. Марджани мог ознакомиться с этим трудом как на арабском, так и на персидском языке, Поскольку последний был переведен на персидский язык еще при жизни автора. Как и Ибн Халликан, Ш. Марджани стремился охватить в своем труде выдающихся лиц, проявивших себя во всех областях жизни. Он также, как и Ибн Халликан, оживляет сведения о выдающихся людях разнообразными анекдотами и лирическими отступлениями, вплетенными в канву повествования как бы между прочим.

После возвращения из Самарканда в Бухару Ш. Марджани большое внимание уделяет сбору всевозможных сведений по истории. Он также увлекается математикой. В библиотеке Ш. Марджани имелись книги по геометрии, переписанные собственноручно. В этой области знаний ему оказал помощь его единомышленник и друг Низам ад-Дин ал-Илхами.

По замечанию биографов, для переписывания ценных исторических сочинений, приобрести которые ему было не под силу, он прибегал к помощи своих друзей и учеников, иногда просто нанимал переписчиков на сэкономленные от повседневных расходов деньги. Многочисленные материалы, обнаруженные в библиотеке Ш. Марджани, написанные различными почерками, число которых доходит до пятнадцати, красноречиво доказывают это. Как отмечают историки, помимо приобретенных им рукописей, Ш. Марджани вывез целый тюк выписок из рукописей библиотек Средней Азии.

На основе вышеизложенного можно прийти к заключению, что мировоззрение Ш. Марджани начало складываться под влиянием древнегреческой культуры. Причем одним из каналов, посредством которого Ш. Марджани знакомился с древнегреческой наукой и источниками, была арабоязычная и ираноязычная литература.

Ознакомление с этой литературой, а также обстоятельное изучение восточных классиков расширили кругозор Ш. Марджани, способствовали формированию у него относительно передового для своего времени мировоззрения, в конечном счете подготовили предпосылки для восприятия им в последующем европейской и передовой русской культуры.

Под влиянием этого прогрессивного для своего времени наследия и общения с людьми, влюбленными в историческую науку, у Марджани заметно повысился интерес к проблемам национальной истории, что в итоге способствовало тому, что он стал ученым в этой области знаний.

Свое пребывание в Средней Азии, которое явилось подготовкой к его широко развернувшейся в Казани деятельности в области истории, Ш. Марджани посвятил в основном собиранию всевозможных редких книг и рукописей исторического содержания. Он снимал копии с монет, изучал в библиотеках арабские, персидские и турецкие хроники, посещал развалины старых дворцов. Приобретенные сведения он фиксировал в специальных тетрадях. Материалы, накопленные во время одиннадцатилетнего пребывания в Средней Азии, легли в основу многих его исторических произведений.

Ш. Марджани пристально следил и за внутренней жизнью Бухары. Экономический и политический хаос в Бухаре определил его критическое отношение к существующим в эмирате порядкам, особенно к системе схоластического образования, что нашло конкретное выражение в первых его работах, написанных в Средней Азии. В них уже отчетливо видны элементы рационализма и социальной критики, получившие дальнейшее раз-витие в других его основных работах, написанных в Казани.

В Казани. Отмечая своеобразие конкретно-исторической обстановки, в которой пришлось работать Ш. Марджани после возвращения из Средней Азии, известный теоретик литературы Дж. Валиди писал: "Как показывает история, в каждой нации в самом начале ее зарождения религия, наука и культура тесно переплетены, выступают вместе, даже в одном понятии. Вся наука как бы вытекает, выкристаллизовывается, формируется из религии. Религиозный характер носит и самопробуждение. Так сложилось и у нас. Ш. Марджани, как и другие представители татарского духовенства, был питомцем Бухары. Однако он своими знаниями, мышлением стоял особняком от них, более того, он разрушал их узкие традиционные рамки относительно науки, за что те восстали против него".

Более обобщенно аналогичная мысль о той исторической обстановке была высказана и другими. "До середины XIX столетия,- писал Г. Ибрагимов,- во всем татарском мире господствовала старая идеология, созданная татарским феодализмом . Вся культура, все просвещение были в руках старого духовенства".

И разумеется, предводители этого духовенства или, иначе говоря, тогдашние ученые круги как Казани, так и Уфы, будучи послушным орудием в руках местных влиятельных богачей, должны были определить дальнейшую судьбу Ш. Марджани.

Как красочно описывает Ш. Марджани в своем "Му-стафад ал-ахбар .", они устраивают ему по приезде из Бухары экзамены, выдержав которые, 6 марта 1850 г. на основании указа № 2011 он назначается настоятелем 1-й Казанской мечети и главным преподавателем медресе при ней.

Путь, пройденный Ш. Марджани в Казани, был очень нелегок во всех отношениях, не исключая личной жизни, осложненной дрязгами провинциального города, где всеми делами, касающимися татарской общины, правил один из самых влиятельных богачей Ибрагим Юнусов, известный во всей губернии как Узун Ибрай (Длинный Ибрай). Он был в близких отношениях с представителями царской власти в Петербурге. Без его санкционирования ни одно начинание, ни одно мероприятие, связанное с жизнью татарской общины, не претворялось в жизнь. Являясь практически полновластным хозяином татарской общины в Казани, Ибрагим Юнусов любил играть роль мецената и стремился окружить себя талантливыми людьми. Назначение Ш. Марджани настоятелем 1-й Казанской мечети и главным преподавателем медресе при ней было осуществлено с его одобрения. Однако гордый и независимый Ш. Марджани, считающий образованность и ум выше богатства, не подчиняется причудам этого самодура, решительно пресекает его вмешательства в учебные дела. Ш. Марджани очень скоро убеждается в беспочвенности своих надежд на реализацию при существующем строе принципов справедливой организации учебного процесса, которые он вынашивал еще в Бухаре и которые ему были дороги. Не желая поступиться ими, ученый встал в резкую оппозицию к правящей элите, во главе которой был вышеуказанный Ибрагим Юнусов, представлявший интересы феодально-клерикальной верхушки Казани. В результате он под различными предлогами был два раза (в 1854 и 1874 гг.) лишен должности.