Общий характер многочисленных явлений, равно как и выражающееся в них основное настроение, принято было называть настроением "конца века" (fin de siecle). Французы первые переняли то душевное насторение, которое обозначается этим названием . Преобладающей его чертой было чувство гибели, вымирания, обреченности. Развитые умы того времени чувствовали неопределенное опасение надвигающихся сумерок и "гибели народов" со всей их цивилизацией и это отразилось на искусстве того времени.

Целый период истории приходит к концу и начинается новый. На смену холодности и строгости викторианской эпохи приходит новая. Традиции подорваны, и между вчерашним и завтрашним днем не видно связующего звена. Существующие порядки поколеблены и рушатся; все смотрят на это безучастно, потому что они надоели, и никто не верит, что их стоит поддерживать. Господствовавшие до сих пор воззрения исчезли или изгнаны. Все ждут не дождутся новой эры, не имея малейшего понятия, откуда она придет и какова будет. При хаосе, господствующем в умах, от искусства ожидают указаний относительно порядка, который заменит собою общую сумятицу. Его значимость намного возросла, ведь возросли и культурные запросы. Житель какой-нибудь захолустной деревни имел теперь более широкий кругозор, более сложные и многочислен­ные духовные интересы, чем сто лет тому назад — первый министр третьестепен­ного или даже второстепенного государства. Поэт, музыкант должен был возвестить, угадать, или по крайней мере предчувствовать, в какой форме выразится дальнейший прогресс. Что будет завтра признаваться нравственным или прекрасным, что будем знать, во что верить, чем воодушевляться, чем наслаждаться ? — тот вопрос, раздающийся из толпы.

Буржуа или проле­тарии все еще наслаждаются старыми формами искусства и поэзии. Они предпочитают романы Онэ всем символистам, и «Крестьянскую честь» Масканьи всем вагнеристам и самому Вагнеру. Они от души забавляются водевилями и зевают, слушая пьесы Ибсена; они с удовольствием смотрят на грубые олеографии и равнодушно проходили мимо картин современных модных художников.

Однако посещая модные места больших европейских городов, общественные гуля­нья курортов, вечерние собрания богатых людей ,где собирается богема, современники видели совсем другую картину. Вот как один из писателей того времени описывает своих современников . "У одной из дам волосы гладко зачесаны назад, как у Рафаэлевой «Madalena Donio» в «Рalazzo degli Uffizi», у другой волосы высоко возвышаются над лбом, как у Юлии, дочери Тита, или у Плотины, супруги Траяна, бюсты которых мы видим в Лувре, у третьей они коротко подстрижены спереди, а на висках и на затылке свободно рассыпаются длинными завитыми прядями по моде пятнад­цатого столетия, как у пажей и молодых рыцарей на картинах Джентиле Белли­ни, Боттичелли и Мантеньи. У многих волосы выкрашены и притом в такой цвет, что он противоречил законам органического согласования и производил впечат­ление диссонанса, разрешающегося в высшей полифонии всего туалета. Вот эта черноглазая, смуглолицая женщина как бы потешается над природой, заключая свое лицо в рамку медно-красноватых или золотисто-желтых волос, между тем как та голубоглазая красавица с прелестным ослепительно-белым цветом лица и ярким румянцем поражает их контраст с черными, как смоль, локонами. На одной — громадная, тяжелая войлочная шляпа с отогнутым сзади полем, гар­нированная крупными плюшевыми шариками и звенящими бубенчиками, очевидно, сделанная по образцу сомбреро испанских тореадоров, приезжавших в Париж во время Всемирной выставки 1889 г. и послуживших модисткам моделью; на другой — изумрудного или рубинового цвета бархатный берет, как у средневековых студентов. Костю­мы не менее вычурны. Тут вы видите коротенькую накидку, доходящую до пояса, с разрезом на боку, задрапированную спереди наподобие портьеры и об­шитую по краям шелковым аграмантом с подвесками, которые вечно болтаются и приводят нервного человека в гипнотическое состояние или внушают ему желание обратиться в бегство; там — греческий пеплос, название которого модистке так же хорошо известно, как любому знатоку классической древности; наряду с длинным, чопорным платьем во вкусе Екатерины Медичи и высоким щитовидным воротником Марии Стюарт — легкие белые платья, напомина­ющие одеяние ангелов на картинах Мемлинга; или карикатурное подражание мужскому костюму: плотно облегающие стан сюртуки, жилеты с широкими разрезами на груди, накрахмаленные манишки, маленькие стоячие воротнички и узенькие галстуки. Большинство же женских фигур, не желая выделяться из толпы и не претендуя на оригинальность, напоминает собою вымученный стиль рококо с его перепутанными кривыми линиями, с непонятными выпуклостями, наростами, украшениями и впадинами, с беспорядочно разбросанными склад­ками

Дети разодетых таким образом матерей являются настоящим воплощением созданий больного воображения жалкой старой девы, невыносимой англичанки Кет Гринвей, которой, вследствие ее безбрачия, не суждено было изведать материнских радостей и у которой подавленная потребность природы вырази­лась в извращенном вкусе и стремлении изображать детей в смешных костюмах, просто оскорбляющих детскую невинность. Вот маленький карапузик, одетый с головы до ног в красное, как в средние века одевались палачи; вот четырехлет­няя девочка в огромной шляпе, какие носили наши прабабушки, и в мантии из яркого бархата; вот еще крошечное существо, едва умеющее ходить, в длинном платьице со сборчатыми рукавами и коротким лифчиком с пояском чуть ли не под самыми мышками — подражание моде империи.

Мужчины пополняют картину."

У всех этих людей была одна общая характеристическая черта — они не хотели быть самими собою, не довольствовались тем, что дала им природа, а старались воплотить в себе какой-нибудь образец искусства, не имеющий ничего общего с их собственным обликом или часто совершенно противополож­ный ему; они даже старались воплотить в себе не один образец, а несколько зараз, хотя эти образцы противоречат друг другу; Женщина своим нарядом должна была напоминать русалку или утопленницу. К краю подола даже пришивались маленькие грузики. Когда мимо такой женщины проходил мужчина, внимание которого она хотела привлечь, она совершала резкий поворот на 90 градусов и грузики закручивали подол ее платья, имитируя хвост русалки. Одновременно с этим незнакомка должна была бросить мужчине томный взгляд голубых глаз. Были и наряды более причудливые, таким образом, очутившись среди людей того времени, вы бы увидели головы, посаженные на чуждые им торсы, фантастические костюмы с противоречивыми деталями, сочетаниями цветов. " .Бывают дни, как, например, во время открытия парижского салона на Марсовом поле, художественной выставки лондонской Королевской академии, когда вам кажется, будто бы вы ходите среди мертвецов, составленных в какой-то сказочной мертвецкой на скорую руку из разрозненных частей разных трупов, причем взяты первые попавшиеся голова, руки, ноги и все это облечено также в первые попавшиеся костюмы разных эпох и стран. Каждая отдельная фигура, видимо, старается поразить и приковать к себе внимание какою-нибудь особенностью в манере держать себя, в покрое платья, в цвете. Ей хочется подействовать на нервы в благоприятном или неблагоприятном смысле. У нее своего рода мания резко выделяться из толпы".