К. С. Аксаков видел различия между общинным и государственным строем, «страной» и «государством». Русский народ, по его мнению, предпочитает жить по нравственному внутреннему закону в общине, а не по писаному законодательству в государстве. Создать государство его вынудили воинственные соседи. Для этого были призваны варяги, которым вручили политическую власть и право принуждения. Однако власть государства оставалась до Петра I выборной, осуществлялась на основе союза между «страной» и «государством». РеформыПетра I нарушили гармонию между ними. Для ее восста­новления необходимо, наряду с самодержавием, создать совещательный орган народного представительства.

Высшим идеалом для славянофилов являлась православная церковь, никогда не нарушавшая в отличие от католичества заветов первоначального христианства. Славянофилы упорно отрицали подчиненный характер отношения церкви к государству, А. С. Хомяков указывал, что русский император не имел права священства, не притязал на непогрешимость в вопросах вероучения, не решал вопросы церковного благочестия. Хотя царь подписывал решения Синода, оказывал влияние на назначение епископов и членов Синода, это еще не говорит о «цезаропапизме». Подобная же практика существует в католических и особенно в протестантских странах. Правда, он оговаривался, что ни в одной стране идеал христианства не осуществлен полностью, а в русской об­щине заложено исконно языческое начало.

Критике подвергалось и культурное европейское влияние в России. В нем видели односторонний рационализм, разрушавший свойственную традиционной русской культуре более высокую форму познания - «живознание». Славянофилы считали, что полная истина дается не одной способности логического умозаключения, а уму, чувству и воле одновременно, т. е. духу в его цель­ности. Они провозглашали необходимость «Болящего ра­зума», опирающегося на христианскую веру. Правда, это не заставляло славянофилов отрицать европейскую культуру. «Любовь к образованности европейской, - писал И. В. Киреевский, - равно как и любовь к нашей, обе совпадают в одно стремление к живому, полному, всечеловеческому и истинно христианскому просвещению».

Целью славянофилов был не отрыв России от Ев­ропы, а восстановление единства русского общества и культуры на основе национальных ценностей. Они счи­тали, что это позволит России занять подобающее место в центре мировой цивилизации. При этом Россия должна стремиться не к тому, чтобы стать богатейшей или самой могущественной из стран мира, а к тому, чтобы быть наиболее «христианским из всех человечес­ких обществ».

В идеях славянофилов было много архаичного и уто­пического. Особенно опасно было возвеличивание ими догосударственного общинногоидеала, фактически противостоящего идеалам христианства и государственной жизни. Этого славянофилы почти не замечали. Они предлагали не подтягивать народ к культурному уровню интеллигенции, а интеллигенции опуститься до уровня народа. Вместе с тем славянофилы, по словам Н. А. Бердяева, были «основоположниками нашего национального самосознания» Особенно продуктивной оказалась их теория познания, разработанная русской философией ру­бежа XIX - XX вв. Однако создать масштабные труды по истории России славянофилы не смогли.

Западники.

По-другому решали вопрос об истории и будущности России западники, в ряды которых входили А. И. Герцен, Т. И. Грановский, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и другие. В целом западники были со­гласны с оценкой, данной П. Я. Чаадаевым прошлому России. Но они считали, что благодаря реформам Петра I развитие индивидуального самосознания и личного до­стоинства русских людей, хозяйства и культуры в Рос­сии уже началось. Необходимо лишь распространение свободных от крепостничества общественных отношений и европейской культуры в глубь народа. Этому противо­стоит реакционная политика самодержавия.

Чаадаев выступил решительным западником, и западничество его было криком патриотической боли. Он был типичным русским человеком XIX века верхнего культурного слоя. Его отрицание России, русской истории - типическое русское отрицание. Его западничество было религиозным, в отличие от последующих форм западничества, он очень сочувствовал католичеству, видел в нем активную, организующую и объеди­няющую силу всемирной истории и в нем видел спасение и для России. Русская история представлялась ему лишенной смыс­ла и связи, не принадлежащей ни к Востоку, ни к Западу - отражение той потери культурного стиля и единства, которая характерна для Петровской эпохи.

Основным западным влиянием, через которое в значительной степени определилась русская мысль и русская культура XIX века, было влияние Шеллинга и Гегеля, которые стали почти русскими мыслителями. Это влияние не означало рабьего подражания, как влияние вольтерианства XVIII века. Германская мысль воспринималась активно и перерабатывалась в русский тип мысли. Это особенно нужно сказать про славянофилов, у которых влияние Шеллинга и Гегеля также оплодотворило богословскую мысль, как некогда влияние Платона и неоплатонизма оплодотворило богословскую мысль восточных учителей церкви. Хомяков создает оригинальное православное богословие, в которое входят переработанные мотивы германского идеализма. Подобно немецким романтикам, русская мысль стремится к целостности и делает это более последова­тельно и радикально, чем романтики, которые сами утеряли целостность. Целостность христианского Востока противополагается рационалистической раздробленности и рассеченности Запада. Это впервые было формулировано И. Киреевским и стало основным русским мотивом, вкорененном в глубинах русского характера. Русские коммунисты-атеисты утверждают целостность, тоталитарность не менее православных славянофилов. Психологически русская ортодоксальность и есть целостность, тоталитарность. Русские западники, которым чужд был религиозный тип славянофилов, увлеклись гегелианством, которое было для них столь же тоталитарной системой мысли и жизни, охватывающей решительно все. Когда Белинский или Бакунин были гегелианцами, они были именно такими гегелианцами. Русский молодой человек, принадлежавший к поколению идеалистов 30-х и 40-х годов, исповедывал тоталитарное шеллингианство или тоталитарное гегелианство в отношении ко всей жизни, не только жизни мысли и жизни социальной, но и жизни личной, в отношении любви или чувства природы. Белинский, революционер по натуре и темпераменту, положивший основания русскому революционно-социалистическому миросозерцанию, одно время стал консерватором из-за увлечения философией Гегеля. Он счел себя обязанным принять разум – что все действительное разумно.

Историки-западники, в частности К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, развернули критику общинных начал русской жизни. К. Д. Кавелин подчеркивал тягловый характер русской общины, неотделимый от круговой по­руки и переделов земли, подрывающих трудовую мо­раль. По его мнению, возникновение тягловой общины в XVII в. было связано с распространением крепостниче­ства и являлось формой эксплуатации крестьянства и посадского населения. В силу этого индивидуальные ка­чества человека, его разум в общине подавлены. По мере развития общества и хозяйства община должна рас­падаться, уступая место частной собственности, являющейся вместе с тем и основой личностного развития людей. Вместе с тем К. Д. Кавелин не требовал полного уничтожения общины, считая ее противовесом тенденции к эксплуатации и угнетению, связанной с существо­ванием частной собственности.