Афганистан в конце XX в
Отряды проиранской ПИЕА контролировали горный Хазарджат в центре страны, однако, в активных боевых действиях не участвовали, занимая до 1992 года выжидательную позицию. Это во многом соответствовало в целом сдержанной позиции официального Тегерана по отношению к событиям в Афганистане. Формирования ИОА концентрировались в Панджшерской долине, имевшей прямой выход на перевал Саланг. В ходе всей войны именно отряды ИОА во главе с влиятельным полевым командиром Ахмад Шах Масудом постоянно оказывали давление на перевал Саланг через Панджшер, угрожая 7прервать коммуникации Кабула с Советским Союзом.
Во многом, современная ситуация, сложившаяся в конце девяностых годов в Северном Афганистане была обусловлена именно событиями, происходившими в этом регионе в период между выводом советских войск из Афганистана в 1989 году и падением режима Наджибуллы в 1992 году.
Пока советское присутствие в Афганистане носило полномасштабный характер, существовала относительная системная целостность интересов управляющей системы афганского общества, представленной НДПА и частью провинциальной элиты. Интересы локальных политических, этнических и социальных групп носили частный характер по сравнению с глобальными задачами модернизации жизнедеятельности афганского общества и геополитическими целями советского присутствия в этой стране.[15]
2.2 . Причины неудач переговорного процесса между оппозицией и правительством.
В то же время, армия правительства Наджибуллы весной 1992 года располагала значительным количеством военной техники и запасами вооружений. На 1 апреля 1992 года на территории Афганистана находилось 30 пусковых установок Оперативно-Тактических и Тактических Ракет, 930 танков (Т-54-55, Т-62, ПТ-76), 550 БМП-1, 250 БРМД, 1100 БТР, свыше 1000 орудий буксируемой артиллерии калибров 76, 85, 100, 122, 130 и 152 мм, 185 Реактивных Систем Залпового Огня (122,140 и 220 мм.), более 1000 минометов (82, 107 и 120 мм.), безоткатные орудия (73 и 82 мм.), свыше 60 орудий ЗА (23,37,57,85, 100 мм.). В составе авиации находились 30 МиГ-23, 80 Су-17 и Су-20 и Су-22, 12 Су-25, 80 Миг-21, 24 Л-39, 24 Л-29, 12 АН-12, Ан-24, 15 Ан-26, 6 Ан-32, Ил-18, 12 Ан-2, 15 Як-11 и Як-18, 30 Ми-24, 25 Ми-8, 35 Ми-17.[16]
Все это обеспечивало колоссальное военное преимущество над силами оппозиции. Кроме того, правительство пользовалось определенной поддержкой части городского населения, вовлеченного в процессы модернизации. Следовательно, изначально у правительства Демократической Республики Афганистан были на руках серьезные козыри, которые могли бы помочь при возможном проведении ставших весной 1992 года актуальными переговоров с политическими организациями моджахедов из Пешаварского альянса.
Вопрос о необходимости таких переговоров стал для правительства Наджибуллы неизбежен после окончательного распада СССР в конце 1991 года. В Кабуле наверняка отдавали себе отчет в необходимости серьезных уступок своим политическим оппонентам. Однако, очевидно, намеревались выторговать наиболее оптимальные условия. Для этого правительство Наджибуллы располагало в качестве аргумента достаточной военной мощью. К тому же, неоднородность оппозиции оставляла возможность для политического маневра. Пока оставалось неясным, какую форму могла бы принять предстоящая неизбежная смена власти, и кто из организаций моджахедов окажется лидером на финише, у правительства Наджибуллы были шансы на успешное для себя проведение переговоров. От развития ситуации в Кабуле и от позиции влиятельных политиков кабульского режима напрямую зависело, кто получит в качестве наследства огромные военные ресурсы правительственной армии. А это, в свою очередь, предопределило бы доминирование такой организации в послевоенном А фганистане. То есть, шансы НДПА на “почетную капитуляцию” были весьма высоки.
Характерной особенностью ситуации в Афганистане в 1991-1992 годах было наличие значительного числа политических и военных организаций, как национального всеафганского, так и местного характера, каждая из которых стремилась реализовать свои интересы в новых условиях. Гегемония в движении моджахедов Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматиара носила во многом номинальный характер и напрямую зависела от масштабов военной и материальной помощи со стороны Пакистана. Именно благодаря особым отношениям с Пакистаном организация Хекматиара могла обеспечивать лояльность значительного большинства местных полевых командиров моджахедов.
Это позволяло Хекматиару опираться на формальную лояльность местных полевых командиров, однако сильно мешало в концентрации усилий местных ополчений для решения стратегических задач. “Слабость племенных ополчений пуштунов заключалась в том, что из-за своих хозяйственных интересов и родственных отношений они были привязаны к местам своего расселения и вряд ли могли быть с успехом использованы в широком масштабе в других районах боевых действий”.[17] К тому же, лояльность многочисленных местных отрядов была переменчива. Это лишний раз подтверждает значительное количество моджахедов, переходивших на сторону официального Кабула и обратно в ходе компаний по национальному примирению.
Кроме того, с доминированием Хекматиара не могли согласиться другие влиятельные политические организации моджахедов. Среди организаций Пешаварского альянса выделялось Исламское Общество Афганистана (ИОА) во главе с Раббани. Собственную позицию на перспективы Афганистана имели шиитские организации, опиравшиеся на поддержку Ирана. Самой крупной из них была Партия Исламского Единства Афганистана (ПИЕА) во главе с Мазари. Отсутствие единства интересов в оппозиции стало еще более заметно после ухода советских войск. А перспективы вполне возможной победы только усилили противоречия между различными политическими организациями моджахедов.
Правительство Наджибуллы намеревалось вести переговорный процесс с оппозицией на равных. Контролируя все крупные города Афганистана, располагая хорошо вооруженной и организованной армией, системой государственного управления, кабульский режим был в принципе готов пойти на компромисс с оппозицией. Фактически, правительство в Кабуле всегда располагало возможностью вернуться, например, к так называемому “римскому плану” урегулирования афганского конфликта. “Римский план” был выдвинут в 80-е годы бывшим королем Мухаммад Захир-шахом, проживающим в Риме и предусматривал созыв всеафганской ассамблеи Лоя Джирга, традиционного форума, некогда использовавшегося пуштунскими племенами, а позднее вошедшего в качестве своеобразного надпарламентского органа в структуру конституционного устройства Афганистана. Согласно плану, Лоя Джирга должна была сформировать правительство Афганистана.[18] Следовательно, сам факт переговорного процесса в рамках Лоя Джирги между сторонниками НДПА и организациями моджахедов позволил бы прийти к определенному компромиссу во внутриафганском урегулировании.
Подобный вариант в той тупиковой внутриполитической ситуации, которая сложилась к весне 1992 года в Афганистане, мог бы стать реальной возможностью сохранить единство афганского государства и выйти из состояния гражданского конфликта с минимальными издержками. Однако объективно в условиях Афганистана в 1992 году это все же являлось политической утопией. Слишком глубоки были системные противоречия между противоборствующими сторонами. К тому же, одна из сторон имела все основания считать себя победителем в гражданской войне. Особенно после распада СССР, главного действующего лица на афганской политической сцене в восьмидесятые годы. Естественно, что для лидеров моджахедов не могло быть и речи о сотрудничестве с режимом в Кабуле, скомпрометированном сотрудничеством с Советским Союзом.