Брюллов пишет картину, не щадя сил. Молодой и сильный человек, он доводит себя работой до такого истощения, что сваливается у холста и его уносят на руках. Кажется, этой работой он убьёт себя. Но нет: отдохнув, он встаёт и пишет снова…

И вот полотно окончено, как он любил говорить, «до волосков». И всё – таки что – то не так, что – то его тревожит, он в отчаянии. «Целые две недели, - говорил Брюллов, - я каждый день ходил в мастерскую, чтобы понять, где мой расчёт был неверен. Иногда я трогал одно место, иногда другое, но тотчас же бросал работу с убеждением, что части картины были в порядке и что дело было не в них. Наконец, мне показалось, что свет от молнии на мостовой был слишком слаб. Я осветил камни около ног воина, и воин выскочил из картины. Тогда я осветил всю мостовую и увидел, что картина моя была окончена…»

«Он схватил молнию и бросил её целым потоком на свою картину», - немного позднее написал о нём Гоголь. Брюллов словно вырвал из мрака истории ужасный день 24 августа 79 года н. э. Но силой своего гения он победил ужас. В «Последнем дне Помпеи» любовь царит везде… «Его фигуры прекрасны при всём ужасе своего положения. Они заглушают его своей красотой, - пишет Гоголь и добавляет: - У Брюллова является человек для того, чтобы показать всю красоту свою, все верховное изящество своей природы».

В этом был смысл картины - показать народ перед лицом величайшего испытания, перед лицом смерти и увидеть его таким, каким увидел Брюллов: прекрасным, самоотверженным, не потерявшим чувства собственного достоинства. Каждый здесь спасает не себя – другого. Не таким ли проявил себя русский народ в военном испытании 1812 года?

Картина поднимала доблесть духа, действовала опьяняюще. Художникам, да и не одним художникам, она внушала смелость. Современники были потрясены мастерством Брюллова: «Он не боится рисовать группы свои в положениях самых необыкновенных, в сокращениях самых затруднительных» - и в изумлении прибавляли: «Ещё немного – и искусство бы погибло». Но искусство не погибло – оно обрело новую, доныне невиданную силу. Европа приветствовала произведение. Восторженные толпы носили художника на руках – при свете факелов, под звуки музыки, осыпая дождём цветов.

Картина приехала в Россию. Своим лёгким и быстрым пером Александр Пушкин повторил на белом листе бумаги очертания центральных фигур картины и стремительно написал:

Везувий зев открыл – дым хлынул

клубом – пламя

Широко развилось, как боевое знамя,

Земля волнуется – с шатнувшихся колонн

Кумиры падают! Народ, гонимый страхом,

Под каменным дождём, под воспалённым прахом

Толпами, стар и млад, бежит из града вон.

Потом поэт познакомился с живописцем. А за четыре дня до гибели на дуэли Пушкин бросился перед Карлом Брюлловым на колени, выпрашивая понравившийся рисунок…

Полотно покорило всех. «Последний день Помпеи» стал «для русской кисти – первый день»!

Но был у картины и ещё один смысл – горький. Его поняли единицы. А поняв, смолчали или рассказали о нём немногим.

Брюллов задумал свою картину в 1828 году. В эти годы шла освободительная борьба в Греции. За пять лет до этого была подавлена революция в Испании, семью годами ранее потоплено в крови восстание карбонариев в Италии. А в декабре 1825 года расстреляли на Сенатской площади декабристов.

«Дикая, неразумная, губящая людей сила» замучила лучших русских, пожелавших завоевать свободу. И в бессмысленной жестокости стихии «Последнего дня Помпеи» зрители видели переданный иносказательно образ жестокого деспотизма.

Сегодня нам картина кажется музейной, прекрасной и в чём – то идеализированной. Современникам же она казалась излишне живой: полагали, что Брюллов отошёл от вечных законов искусства и попытался передать живых людей во всех их «неизысканной прелести»…

Первостепенную роль в жизни создателя «Последнего дня Помпеи» сыграла, как известно, Ю.П.Самойлова. Блестящая светская красавица, обладательница колоссального состояния, графиня Юлия Павловна Самойлова славилась среди современников своим независимым поведением и любовью к искусствам. Свое происхождение она вела от самой Екатерины I – её дедом был знаменитый меломан граф П.М.Скавронский, внучатый племянник царицы, женатый на Е.В.Энгельгардт, племяннице всесильного Потемкина. Происхождение позволяло Юлии Павловне, вызывающим образом игнорировавшей придворный этикет и условности света, пренебрегать выговорами Николая I, которого шокировало поведение «последней из рода Скавронских».

Покинув Россию, графиня обосновалась в Милане, откуда происходил её дед граф Джулио Литта, второй муж бабки по матери. Итальянский аристократ Литта, которого в Петербурге очень часто именовали Юлием Помпеевичем, был на русской службе со времён Екатерины II, а после служил ещё трём русским императорам. Граф закончил свои дни под петербургским небом, оставив несметные богатства, нажитые в России и сохранённые в Италии, своей внучке Юлии Павловне Самойловой, которую он, как свидетельствуют современники, очень любил. Так графиня сделалась обладательницей роскошных дворцов и вилл в Милане и его окрестностях, где она задавала богатейшие приёмы, собиравшие весь цвет итальянской и русской интеллигенции и знати.

Вместе с состоянием Юлия Помпеевича внучке перешёл и его архив, а также художественная коллекция. В коллекцию, помимо шедевров Возрождения , входили и произведения русского искусства, в том числе портреты графа Литта, написанные Орестром Кипренским и Карлом Брюлловым.

Собрание картин и скульптур Ю.П.Самойловой пользовалось большой популярностью в Италии. Нередко любители искусства специально приезжали в Милан, чтобы увидеть принадлежащие русской графине шедевры. И недаром, например П.А.Вяземский, оказавшись в 1835 году в Милане, первым своим долгом счёл визит Ю.П.Самойловой, чтобы познакомиться с её картинами и скульптурами, о которых он , наверняка, был наслышан от А.И.Тургенева, бывавшего у миланских родственников графа Литта ранее.

Графиня Юлия Самойлова всегда хранила в своём миланском доме большое число работ своего любимого художника Карла Брюллова, среди которых было много её портретов акварелью и маслом, написанных живописцем в течении их почти двадцатилетнего знакомства.

Брюллов находил внешность графини самим воплощением женственности и красоты. Он охотно вводил её образ в свои композиции, начиная с «Последнего дня Помпеи», где черты Юлии Павловны приданы сразу нескольким женским персонажам, в их числе красавица с кувшином на голове, которую он поместил рядом со своим автопортретом. Из многочисленных изображений графини, выполненных Брюлловым, до наших дней дошли два её парадных портрета: один, где она написана вместе с приёмной дочерью и арапчонком, другой – в маскарадном костюме.

Это, кажется, одни из самых искренних, самых поэтических, самых вдохновенных творений Брюллова – подлинные жемчужины в его блестящей галерее женских образов.