Увидев молодого Каратыгина у Шаховского, кото­рого он справедливо считал рутинером, Катенин пред­ложил юноше заниматься актерским искусством у него.

Если Шаховской, считавшийся знатоком в деклама­ционном искусстве, заботился больше о техническом оснащении своих учеников, о том, чтобы они были преданы законам театра классицизма, то Катенин, блестящий знаток литературы и театра, владевший в со­вершенстве несколькими иностранными языками, обладавший великолепной памятью, широко образованный, учил мыслить свободно, как мыслил сам в свои двадцать шесть лет. Он учил размышлять над ролью, над ее смыслом, идеей.

Павел Александрович Катенин многому научил Ка­ратыгина. Он познакомил его с последними достиже­ниями европейского театра, особенно французского; в 1814 году, во время заграничных походов русских войск, будучи со своим полком во Франции, он видел знаменитого Тальма, актрис Дюшенуа, Маре. Благодаря Катенину Каратыгин обрел хорошую актерскую школу. Катенин научил его мыслить, ценить и творить прекрасное. И только одного не сумел добиться учи­тель — сделать чувствительной его душу .

3. Дебют актера на императорской сцене.

Судя по тому, что занятия продолжались два го­да, прежде чем была подана просьба о дебюте, оба они, учитель и ученик, серьезно готовились к этому важному событию. Роль для дебюта была выбрана тоже не из легких — Фингал в одноименном спектак­ле. Готовились и другие роли, позволявшие увидеть дебютанта во всей полноте его таланта.

Дебют состоялся 3 мая 1820 года, и, благодаря «За­пискам» Петра Андреевича Каратыгина, мы можем представить, что это был за день. Младший брат под­робно описывает первый выход на сцену Василия, его волнение.

«Наконец все умолкло, и он начал свой монолог. Голос его дрожал. Слышно было, что он не может с ним совладать, не может пересилить свою робость. Но когда он произнес окончательные стихи первого моно­лога: «И страх врагам! Сей меч главы их должен стерть», громкие рукоплескания на этот раз были уже не знаком одобрения дебютанту, но наградой и одобре­нием!»(3, С. 111).

А затем автор приводит подслушанные им на сце­не слова, которые один театральный плотник сказал другому: «Ну, брат Васюха, насмотрелся я на дебю­тантов-то, перевидал их на своем веку, но помяни мое слово, что этот молодец далеко пойдет и будет важный актер! После Алексея Семеновича Яковлева мне не доводилось встречать здесь такого лихача!»(3, С. 114)

Однако дирекция не торопилась признавать в нем актера, и экзамен был продолжен. Последовали вы­ступления Каратыгина в роли царя Эдипа в трагедии «Эдип царь» А. Н. Грузинцева, затем в роли Танкреда в одноименной трагедии Вольтера, потом, вопреки обы­чаю, был определен и четвертый дебют в роли Пожарского в трагедии М. В. Крюковского «Пожарский, или Освобожденная Москва».

Наконец все испытания благополучно миновали, и 28 июля 1820 года Каратыгин зачисляется на службу в императорский театр с жалованьем две тысячи руб­лей ассигнациями, казенной квартирой, десятью саже­нями дров и одним бенефисом в три года.

Никогда актер не говорил и не писал о том, что думал, что переживал в те дни, да и позже, когда стал знаменитым. С первых шагов на сцене и до послед­них дней жизни он предстает для историков театра как человек замкнутый, малообщительный.

4. Начало театральной деятельности В.А.Ка-ратыгина.

Сложным было начало службы молодого актера. Катенин, образовавший его, выведший на сцену, в не­малой степени послужил особому отношению к своему ученику со стороны администрации театра. Независи­мость суждений Катенина раздражала многих чинов­ников. А Шаховской, тот просто не мог простить ему, что он увел от него ученика. Еще более задевал князя успех дебюта Каратыгина. Шаховской нашел сочув­ствие у дирекции. У руководства молодой актер вызывал непонятное ему раздражение, вылившееся в совершенно дикий случай.

В театральном училище, где учился в то время его младший брат Петр, состоялся спектакль, посмотреть который пришел и Каратыгин. Спектакль закончился, и братья, стоя в сторонке, обсуждали те сцены, в ко­торых только что играл Петр. Вдруг директор театра Майков, находившийся на другом конце зала вместе с Шаховским, подбежал к Василию и начал на него кричать, почему он смел сидеть в его присутствии? Не принимая никаких объяснений, он чуть ли не то­пал ногами: «Ты, мальчишка, я научу тебя уважать начальство! Ты не смотри на то, что я хожу в гряз­ном фраке, я все-таки не позволю тебе забываться перед собою!»

Прошел день, и все решили, что инцидент исчерпан. Однако на следующие сутки домой к Каратыгиным явился квартальный надзиратель и увел Василия в Петропавловскую крепость. Комендант крепости А. Я. Сукин получил от генерал-губернатора графа Милорадовича следующую записку: «Милостивый го­сударь Александр Яковлевич! Актер Карадигин (Ка­ратыгин.— Г. Д.) нагрубил и продолжает грубить глав­ному директору, почему, дабы сделать пример, прошу вашего превосходительства его посадить в крепость впредь до повиновения». Просьба генерал-губернатора была исполнена незамедлительно. И только ходатай­ство матери освободило молодого актера из-под ареста. (2, С. 79)

Думается, что после всего этого вольнодумие, если оно и было у него, исчезло, как исчезли для него и друзья круга Катенина. Отныне актер жил скрытой от посторонних глаз жизнью. Мало интересовался со­служивцами, ни с кем не откровенничал, не водил дружбы с людьми «сомнительной» репутации. И уж конечно, не могли найти у него сочувствия те, кто вы­шел 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь.

П. А. Каратыгин писал: «Брат мой хоть и разы­грывал героев во многих народных трагедиях и пло­щадных мелодрамах, но представление на Петровской площади было нам обоим не по вкусу, и мы должны были оставить свое неуместное любопытство, за кото­рое могли поплатиться жизнью, потому что пуля-дура не разбирает ни правого, ни виноватого». В другом месте он добавляет: «Матушка наша боялась, чтоб и нас не позвали к допросу за компанию, но на нас, слава Богу, не обратили никакого внимания. Еще бы! Мы народ смирный и храбрый только на сцене». (3, С. 128)

Репертуар Каратыгина изменился. Раньше он играл в основном роли героев, выступавших против тирании. Воспитанному Катениным, они были близки и понятны ему. После декабря 1825 года он исключал из текста малейший намек на вольнолюбие. В письмах к Катени­ну оправдывался цензурными и всяческими другими строгостями. Но дело было не в них. Цензор поселился в нем самом. И спустя несколько лет после де­кабрьских событий, можно сказать, не было челове­ка более преданного российскому престолу, нежели Ва­силий Каратыгин.

5. «Взлеты и падения» артиста на театральной сцене.

К искусству, к театру отношение у него почти свя­щенное, что заметно выделяет его из среды окружа­ющих актеров. Ведь большинство из них, даже самые даровитые, почти не готовили роли, надеясь на суфле­ра. Для Каратыгина каждая роль представляла некий процесс познания. Познания человека, образ которого он должен представить на сцене. Если это было исто­рическое лицо, он старался найти его портреты, про­читать все, что о нем написано, познакомиться с до­кументами, касающимися или самого лица, или време­ни, в котором жил герой. Если персонаж был вымыш­ленной личностью, он все равно старался как можно больше узнать о среде, в которой тот мог жить, об эпо­хе, тщательно, в мелочах исследовал его характер.