Подлинная нравственность, по мнению данных философов, находится в согласии с разумом. Признание решающей роли разума в сфере морали - существенная черта этики просветителей. Для усовершенствования морали необходимо преобразить общество политическими средствами и распространением просвещения. Просвещение - дорога к добродетели и счастью. Знания о природе должны стать состоянием широких кругов, их необходимо противопоставить религиозным воззрениям. Понятие Бога опасно для блага человечества. Религиозный фанатизм - препятствие личному счастью, государственному покою и миру народов.

Ламетри, Дидро, Гольбах и Гельвеций искренне верили, что выражают интересы всего человечества. Они полагали, что феодальное общество будет заменено царством разума, где будут вечный мир, свобода собственности, где каждый станет счастливым. Человек и его разум способны к бесконечному совершенствованию, это залог общественного прогресса.

Французские материалисты видели путь к возрождению человечества в том, чтобы сделать обстоятельства человеческими, так как характер людей создается этими обстоятельствами. Вот почему этика и политика рассматриваются ими в единстве.

Не ограничиваясь рассмотрением категории личного интереса, они затрагивали проблемы совмещения личного интереса с общественным, возможности заслужить уважение и своего круга и всего общества. Решению этого вопроса посвящена теория “разумного эгоизма”.

1.2 Теория “разумного эгоизма” французских моралистов 18 века

Исходный пункт их учений о человеке - природный индивид, способный ощущать приятное и неприятное, испытывать удовольствия или страдания. В соответствии с законами природы он естественным образом стремиться к удовольствиям и избегает неприятных ощущений и страданий, поэтому всеми его движениями, желаниями и помыслами руководит его интерес, то есть все, что доставляет удовольствие или избавляет от страданий.

Себялюбие есть чувство, данное нам природой, и подобно тому, как мир физически подчинен законам движения, так мир духовный подчинен законам интереса. От природы человек ни зол, ни добр, - он просто всегда следует своему самому сильному интересу.

Поэтому человеческий эгоизм и стремление к осуществлению своих интересов есть единственный подлинный мотив человеческих поступков. И когда негодующие моралисты обличают людские пороки, они ничего не могут изменить. Своими причитаниями они лишь показывают, как мало знают людей, саму человеческую природу. Следует жаловаться не на злобу и порочность людей, а на невежество законодателей, которые своими законами противопоставляют частный интерес общему.

Добродетель, справедливость, честность есть не отказ от эгоизма и собственного интереса, а редкое и счастливое совпадение его с интересами общественными.

Развивая гоббсовскую концепцию естественного морального закона французские моральные философы наполняют его конкретным содержанием, подчеркивая, что именно общественное благо, общественная польза, общественный интерес - вот принцип всех человеческих добродетелей и основа морали.

Таким образом их эгоизм есть не апология безнравственности, не конец, а лишь начало их этики. Опираясь на эту природную силу себялюбия, они стремятся найти возможность сделать человека общественно полезным существом, который, преследуя свой частный интерес, одновременно осуществлял бы общественное благо.

Именно “себялюбие есть единственное основание, на котором можно построить фундамент полезной нравственности”. Для этого наука о нравственности должна стать наукой о законодательстве, ибо реформу нравов следует начать с реформы законов, с создания таких законов, которые соединяли бы общественный и частный интерес, вследствие чего людям просто было бы выгодно быть нравственными.

Таким образом, здесь впервые была предпринята попытка преодоления прямого морализирования, обращения этики непосредственно к моральному сознанию индивида с увещеваниями быть хорошим и не быть плохим, за счет поиска и целенаправленного воздействия на детерминирующие нравственность факторы, в данном случае на законодательство.

А уже после этого этика все же должна показать человеку, привыкшему переступать мораль всегда, когда это можно сделать безнаказанно, что быть добродетельным в конечном итоге очень выгодно и соответствует его интересу.

Французские моралисты были убеждены, что эгоизм, любовь к наслаждениям с которыми боролась вся предшествующая этика, являются именно той уздой, посредством которой можно направлять к общему благу страсти отдельных лиц. Ибо неспособность большинства людей к нравственной и достойной жизни есть не результат порочности их натуры, а проявление несовершенства законодательства. Бесполезно и даже несправедливо требовать от человека честности и добродетели, если они возможны для него лишь ценой отказа от собственного счастья. Раз порок человека счастливым, он должен полюбить порок.

Конечно, человек - это эгоист, но ему следует быть разумным эгоистом, то есть следовать не любому и всякому, а прежде всего “правильно понятому” интересу, удовлетворение которого не вызывает больше вреда, чем пользы. Для этого следует избегать излишеств и вожделений и уважать чужие интересы. Ибо стремление к удовлетворению “неразумного” интереса - например, быстрое обогащение путем обмана - рано или поздно обратиться вредом для совершившего его : он сам будет обманут.

Человек должен понимать, что добиться всего необходимого для счастья без помощи других людей невозможно. Но другие станут помогать ему лишь при условии, что его поведение также представляет интерес для их благополучия. Поэтому нужно стараться вести себя так, чтобы снискать одобрение, расположение и доброжелательность других, а для этого необходимо разумное самоограничение своего эгоизма и признание прав других эгоистов, их интересов.

Здесь создатели концепции “разумного эгоизма” фактически вернулись к критикуемому ими морализаторству и косвенным образом поставили под сомнение свои убеждения в том, что подлинная добродетель может опираться на эгоизм и расчетливую предусмотрительность. Ибо рисуемый ими образ нравственного человека оказывается при ближайшем рассмотрении тщательно законспирированным лицемерной личиной добродетели принципиальным эгоизмом. Здесь ничего не остается от величия подлинной, проистекающей из бескорыстной самоотверженности добродетели.

Французские материалисты стремились даже человеческий эгоизм поставить на службу добродетели. Однако, они не заметили, что эгоизм в принципе не может быть “разумен” в их смысле, ибо это есть непосредственное самоопределение “Я”. Будучи же опосредован разумом, он перестает быть эгоизмом, ибо выражает уже не интересы этого “Я”, а интересы другого субъекта - общества.

В натуралистической форме здесь проясняется понимание общественной природы нравственности, что знаменовало зарождение в этической теории принципиально нового подхода к морали - социально - исторического. Тем не менее натурализм в этике не позволял выявить и проанализировать специфику, несводимость морали к другим сферам бытия и способам мотивации поведения человека.