В работах Аристотеля не приводится окончательной классификации в том виде, к какому мы привыкли, но все же она представляется довольно четкой. Он пользовался только двумя таксонами: видом и родом. Причем вид он рассматривает как конкретное понятие, а род представляет как некоторую общность от современных подродов до семейств. Однако для рода намечено дальнейшее членение; Аристотель различает малые и большие роды. (Не следует забывать, что только Линней ввел деление по классам и прочим таксонам.) Его определения, четкие и жесткие в других науках, приобретают в биологии достаточную гибкость. Он даже утверждает, что канон (а «канон» по-гречески значит линейка) должен напоминать свинцовые податливые линейки, которые применяют строители на острове Лесбосе. Аристотель неоднократно писал, что в растительном и животном царстве нет резких границ, а значит, всякое деление будет искусственно. Он прекрасно помнил конфуз, который случился с Платоном, попавшим в ловушку собственной догматической классификации. Диоген, узнав, что Платон определяет человека как «животное двуногое и бесперое», принес ему общипанного петуха со словами: «Вот человек Платона!» Аристотель считал критерием принадлежности к одному виду возможность давать потомство, но с некоторыми ограничениями. «Спаривание, согласное с природой, бывает между животными однородными; однако оно происходит и у животных, близких по природе, но не одинаковых по виду, если по величине они схожи, а время беременности одинаково». По этой причине он категорически отрицал реальность существования конеоленя и сфинкса, в которых верили многие античные ученые.

Все животное царство Аристотель вначале разделил на животных с кровью и без нее. Но так как он утверждал, что все кровеносные имеют спинной хребет, то эта классификация приближается к делению на позвоночных и беспозвоночных. Внутри позвоночных Аристотель различает живородящих, то есть наших млекопитающих, и яйцеродных, куда относит птиц, пресмыкающихся, амфибий и рыб.

Но вот он встречает странные существа, нарушающие стройность его системы,— китов и дельфинов. Живут они в воде, внешний облик их напоминает рыб, но они рождают живых детенышей, кормят их молоком и к тому же лишены жабр. Аристотель, привычный к скальпелю, анатомирует их дыхательные пути. И в результате относит их не к рыбам (так считалось даже в XVI веке), а выделяет в особый раздел — китообразных. Так же решительно он справляется с проблемой летучей мыши. Птиц с зубами не бывает, значит, летучая мышь — млекопитающее с крыльями. Туда же относится и тюлень, вскармливающий детенышей молоком.

Античный философ разбивает на четыре части царство бескровных животных, отличающихся способом размножения: мягкотелые, мягкоскорлупные, насекомые и чсрепо-кожие. Первые две образованы живородящими созданиями, третья — существами, проходящими стадию превращений, а последняя — это животные, способ размножения которых трудно установить, и возможно даже, что они саморождаются. Как нетрудно понять из работ Аристотеля, мягкотелыми он называл головоногих моллюсков, исследованных им еще на Лесбосе; мягкоскорлупными числил ракообразных; к насекомым относил также пауков и червей, а черепокожими считал улиток, морских ежей и других брюхоногих и двустворчатых моллюсков. Основанием этой иерархической лестницы являются, по Аристотелю, асцидии, голотурии, губки, высшие и низшие растения, соседствующие уже с неорганической материей.

Описанная система для своего времени была чрезвычайно стройной и передовой. К тому же к ней добавлялись очень смелые, опережающие свой век идеи. Так, например, знаменитый принцип корреляции Кювье был открыт Аристотелем, и любимый пример французского натуралиста о несовместимости когтей с рогами также принадлежит мыслителю древности. Он не выделял человека из животного царства, а, сравнивая его тело с обезьяньим, просто ставил человека на высшую ступень.

Создавая свою структуру животного царства, Аристотель в соответствии со своей философией хотел обнаружить в ней конечную цель, совершенную идею. Такой целью, по его мнению, является человек, венец творения. Он даже различал три вида души: питающую, которая появляется у растений, чувствующую, свойственную животным, и мыслящую, данную лишь человеку. Человеческий разум Аристотель объяснял не божеским даром, а тем, что человек, встав на ноги, оторвался далеко от земли. Четвероногие животные, существующие как бы в лежачем положении, прижимаются к праху и теряют способность мыслить. Спускаясь по «аристотелевой лестнице» вниз, мы видим, как четвероногие превращаются в многоногих, потом в безногих и, наконец, в растения, вросшие в землю.

Но и здесь, верный своему принципу постепенности, он не проводит резких границ, отмечая, например, присутствие признаков душевных состояний, которые свойственны человеку; или сравнивая общественный характер поведения некоторых животных и человека: «12.Общественны те животные, у которых все выполняют какое-нибудь единое и общее дело, что происходит не у всех стадных. Такими являются человек, пчела, оса, муравей, журавль. И одни из общественных животных находятся под властью вождя, … а муравьи и бесчисленное множество других безначальны» (Аристотель «История животных», Книга первая).

Исследуя живую природу, Аристотель сделал первый шаг к биологической систематике, раздела биологии, задачей которого является описание и обозначение всех существующих и вымерших организмов, а также их классификация по таксонам (группировкам) различного ранга. Основы этой науки будут заложены позже в работах Дж.Рея и особенно К.Линнея.

Рассматривая в «Физике» возражения Аристотеля материалистам, отстаивавшим преимущественную роль случайности в происхождении живой природы, можно сделать вывод о том, что здесь и начинается великий спор, есть ли в живой природе что-то совершенно особое, что отличает ее коренным образом от неживой и делает недоступной для тех же методов, какими познается, а значит, и систематизируется остальной мир. Вероятно, уже Аристотелю не удалось уложить биологию в свою собственную знаменитую формальную логику, не требующую в силу своей строгости никаких лишних сущностей, и он «изобрел» для природы конечную цель, породив теологию, учение об изначальной природной целесообразности.

Именно от этого древнего грека началось оформление биологии как науки, и одновременно пошел разлад в науках о живой природе, со временем приведший ученых на путь системного анализа, через общую теорию систем, близкую кибернетике.

Александрийцы

После победного шествия Александра Македонского и завоевания им Персидской империи эллинская культура проникла в страны Средиземноморского бассейна. Египет подпал под власть Птолемеев (потомков одного из военачальников Александра), и греки перебрались во вновь основанную столицу Александрию. Там был создан музей, который с полным правом можно считать прообразом современного университета. Александрийские ученые получили широкую известность своими исследованиями по математике, астрономии, географии и физике. И хотя биология не принадлежала к числу популярных в Александрии наук, однако и в ней можно найти по крайней мере два славных имени: это Герофил (расцвет его деятельности относится к 300-м годам до н.э.) и его ученик Эразистрат (250-е годы до н.э.).