Химия смерти

Если вы почувствовали запах чеснока, немедленно падайте на пол

Когда люди думают о терактах, они чаще всего представляют себе взрывы с разрушительными последствиями. На втором месте — диверсии с применением химических веществ. Отравленная вода в Москве-реке, разлитая в подъезде ртуть, найденные в Чечне бочки с жидким хлором . Все эти ужасы из серии страшилок в любой момент могут обернуться реальностью не менее жестокой, чем взрыв. Наша страна напичкана смертельно опасной химией. В наследство от СССР России досталось 40 тысяч тонн химического оружия, которое далеко не всегда хранится в “правильной” таре и под “правильной” охраной. Фактически мы живем на полигоне, где химическое оружие уже испытывалось раньше и может быть испытано вновь. Тем не менее мы крайне мало знаем о том, что это за зверь и как ему противостоять.

Химическое оружие — это боеприпасы: авиабомбы, боеголовки ракет, снаряды — и крупнотоннажные емкости: бочки по 10, 250 литров или цистерны по 38 и 50 куб. м. Все химоружие ранее принадлежало: Военно-воздушным силам — 53,4% и Сухопутным войскам — 46,6%.

Даже в Москве раньше было немало опасных химических объектов, и везде, где они находились, остались не только следы отравления почвы и воды, но и остатки самого химоружия. Как правило, это емкости с отравляющими веществами, закопанные в землю.

Центральный военный научно-технический институт, где создавалось химоружие, находился на Богородском валу. Там проводили опыты с ипритом, зарином, зоманом, а лабораторные остатки сливали здесь же, неподалеку. Сейчас на этом месте жилой район.

Головной склад хранения химического оружия был в Очакове (по всей стране таких складов — около 200). Испытывалось оно на полигоне в Кузьминках. Когда-то его территория была огорожена колючей проволокой. Сейчас забор сломали, на этом месте выросла березовая роща. Вечерами там гуляют люди. Дети купаются в озерах, в которые сливали и сбрасывали ядохимикаты.

Здесь же, на полигоне, испытывали специальное оборудование для обеззараживания местности (типа городских поливальных машин). Сначала по территории полигона распрыскивали иприт, а затем очищали специальными растворами, проверяя эффективность очистки. Вся эта зараза стекала в местные озера и водохранилища. Экологи рассказывают, что запах чеснока до сих пор здесь можно почувствовать в ложбинах и оврагах, особенно после дождя (чесноком пахнет иприт). Это подтверждает версию о том, что часть химикатов вывезли, а часть — в железных бочках — закопали где-то здесь.

К счастью, в Москве теперь нет складов с химоружием — по крайней мере здесь нам повезло. Всего же таких хранилищ в России — семь.

Самое опасное — арсенал в Щучьем (маленький городок на Урале, в 1600 км от Москвы). Если на других объектах химикаты хранятся в контейнерах, то в Щучьем лежит 2 млн. (!) артиллерийских и ракетных снарядов, то есть 5,5 тонны нервно-паралитических веществ. Склад находится в заброшенном регионе, где жители часто подрабатывают, собирая вокруг склада железо от уже уничтоженных боеприпасов.

Точных списков того, что хранится в Щучьем, нет, но известно, что большинство снарядов и боеголовок начинены зарином, зоманом и VX. Смерть от них наступает в считанные минуты. Самым маленьким (85 мм) снарядом с зарином можно убить до 140 тысяч человек в густонаселенном городском районе. А он умещается в обыкновенном портфеле. Запустить его можно чуть ли не из любой артиллерийской или ракетной установки.

О тех, кто уже глотнул

Многие граждане нашей страны уже опробовали на себе действие химических отравляющих веществ, даже не подозревая об этом. Пока химоружие создавали, испытывали, складировали, возили по стране туда-сюда — были задействованы тысячи людей: кто-то по службе, а кто-то просто случайно оказался рядом.

То, как по-житейски просто и незамысловато это происходило, хорошо видно из рассказа отставного полковника войск химзащиты Эдуарда Вилятицкого, любезно согласившегося выдать “МК” давно устаревшую “военную тайну”.

Во время войны сотни цистерн были заполнены ипритом. Они стояли в хранилищах и железнодорожных тупиках и должны были стать последним аргументом в случае, если враг займет нашу территорию. После войны эти цистерны требовалось освободить. Это поручали отрядам войск химзащиты, один из которых и возглавлял Вилятицкий. Летом 47-го его назначили начальником эшелона, который перевозил иприт из Камбарки (Удмуртия) на станцию Арысь (Казахстан), где его уничтожали.

Отряд из девяти человек обслуживал эшелон из 20 цистерн (в каждой — по 50 тонн иприта). На всем пути следования стояла жара 25—40 градусов. Цистерны нагревались, иприт внутри испарялся; чтобы их не разорвало, в каждой был предусмотрен специальный клапан. Когда пар переполнял объем, клапан открывался, и лишнее давление стравливалось. Жители придорожных поселков, конечно, не догадывались, почему, когда шел такой состав, по всей округе разносится чесночный запах.

Через города эшелон старались пропускать ночью, останавливался он только на полустанках, куда привозили сухой паек для солдат. Им запах чеснока приходилось нюхать сутками. По правилам, конечно, требовалось постоянно носить противогаз и защитный костюм, но летом, в жару, такого никто не выдерживал.

На месте назначения, в 30 км от станции Арысь, была заброшенная железнодорожная ветка, там эшелон останавливался. Под каждой цистерной на земле солдаты рыли небольшие канавы, в них сливали иприт и поджигали. Он горел коптящим пламенем, шел черный тяжелый маслянистый дым. Если направление ветра вдруг изменялось в сторону населенных пунктов, огонь срочно заливали.

Во время такого уничтожения земля заражалась диоксином. Этот яд не выводится из организма человека и очень опасен. На зараженной им земле десятки лет ничего нельзя выращивать, но местным жителям этого, конечно, не рассказывали. А о том, что при сжигании уходило в атмосферу и затем выпадало с осадками, никто тогда не задумывался.

Затем пустые цистерны возвращались обратно. Там их очищали — дегазировали, и в каждой на дне оставалось до полутора метров серы. Сначала в цистерну заливали горячую воду, споласкивали и сливали тут же на месте. Потом одевали солдата в защитный костюм, давали ему лом и опускали в горячую емкость. Он вручную отбивал оставшуюся серу, укладывал ее в бадью, которую вытаскивали наверх и выбрасывали неподалеку.

Более получаса такой работы человек не выдерживал. Хотя солдаты и работали в “защите”, но все равно потравились на этой работе многие. Эдуард Вилятицкий перевез 3 эшелона — 3000 тонн иприта. За это ему дали премию — 600 руб. На следующий день после того, как он их получил, случилась денежная реформа, и 540 руб. финансисты потребовали вернуть обратно.

Сегодня военные медики не желают признавать, что разрушенное здоровье Эдуарда Вилятицкого — результат его службы в войсках химзащиты. Требуют доказательств. Он попытался отыскать свидетелей — сослуживцев, с которыми возил когда-то иприт. Не нашел. В живых не осталось никого.