Гартли считал себя противником материализма. Такая установка определялась особенностями идейно-политической жизни Англии XVIII в. Но хотя его концепция и содержала теологический привесок, ее материалистическая сущность не вызывает сомнений. Законы психического он выводил не из него самого, а из процессов материального взаимодействия.

Гартли указывал, что именно ньютоновские труды «Оптика» и «Начала .» привели его к основной идее — учению о вибрациях, на котором базируется учение об ассоциациях. Нервная система — это система, подчиненная физическим законам. Соответственно и продукты ее деятельности включались в строго причинный ряд, ничем не отличающийся от действия причин во внешнем, физическом мире. Этот ряд охватывал поведение всего организма — от восприятия вибраций во внешней среде (эфире) через вибрации нервов и мозгового вещества к вибрациям мышц. Тем самым, так же как и у Декарта, объектом объяснения становилось поведение целостного организма, а не его отдельных органов или частей. И поскольку психические процессы признавались неотделимыми от своей физиологической основы, они также ставились в однозначную зависимость от характера вибраций.

Все нервные вибрации Гартли разделял на два вида: большие и малые. Малые возникают в белом веществе головного мозга как миниатюрные копии (или следы) больших вибраций в черепно-мозговых и спинномозговых нервах. Учение о малых вибрациях объясняло возникновение идей в их отличии от ощущений. Поскольку же первичными считались большие вибрации в нервной системе, возникающие под воздействием на нее «пульсации» внешнего эфира, «внутренний мир» идей выступал как миниатюрная копия реального взаимодействия организма с миром внешним. Однажды возникнув, малые вибрации сохраняются и накапливаются, образуя «орган», который опосредствует последующие реакции на новые внешние влияния. Благодаря этому организм в отличие от других физических объектов становится обучающейся системой, имеющей собственную историю.

Основа обучаемости — память способна запечатлевать и воспроизводить следы прежних воздействий. Она для Гартли общее фундаментальное свойство нервной организации, а не один из психических познавательных процессов (каковой оказалась память в некоторых современных классификациях). «Гартлианская вибрационная неврология мнемических процессов,— замечает американский историк науки Клейн,— не так уж чужда воззрениям нейрофизиологов XX столетия». Равно ошибочными были бы два предположения: а) считать, что система Гартли — это прямой перенос в психологию одной из естественнонаучных гипотез с целью выведения психологических закономерностей из физических; б) считать, что гипотеза вибраций заимствована из физики с целью проиллюстрировать закономерность, установленную помимо нее, придать этой закономерности видимость строгого естественнонаучного обоснования. Гарт­ли решал задачи, выдвинутые логикой развития категориального строя психологии, а не оптики или механики. Важнейшей среди этих задач являлось преобразование взгляда на психическое как тождественное совокупности осознаваемых субъектом феноменов, т.е. декартово-локковской концепции сознания.

Врач Гартли отобрал в ньютоновской физике те представления, которые были восприняты им как наиболее подходящие для решения психологических задач. Если бы не было «вибраторной» гипотезы Ньютона, психологам ньютоновского направления пришлось бы ее выдумать. Либо душа, либо нервная система — третьего не дано. Схема Гартли была не «настоящей», а воображаемой физиологией мозга. Но в условиях XVIII в. она давала единственную возможность представить объективную динамику психических процессов, не обращаясь вслед за Лейбницем к душе как объяснительному понятию.

Ни учение о происхождении идей из ощущений, ни представление о способности идей возбуждаться по ассоциации не являлись новым словом. Почему же в таком случае Гартли пишет о большой «сложности, широте и новизне предмета»? Почему он потратил 18 лет на обоснование своей гипотезы? Ее действительно новаторский характер выражало последовательно материалистическое объяснение бессознательных психических процессов и выведение из их закономерного хода всего, что считалось уникальной деятельностью сознания, — интеллектуальных и волевых актов. Учение Гартли — это первая материалистическая концепция бессознательного. Детерминирующими факторами, по Гартли, являются смежность во времени и частота повторений.

Материальное воздействие на орган чувств не завершается колебаниями в веществе мозга, а передается по тем же самым законам ньютоновской механики органам движения, вызывая и в них вибрации. Гартли подробно описывает двигательные акты, соответствующие каждому виду ощущений — зрительному, слуховому и пр. В тех случаях, когда при возбуждении процесс вибрация в мышцах незаметен, он все же происходит, хотя и в ослабленной форме. Это дает основание признать за Гартли приоритет в разработке двух важных идей, прочно вошедших в современную психофизиологию: а) идеи о том, что рецептор (орган чувств) должен рассматриваться не сам по себе, а как компонент системы, включающей наряду с воспринимающим (афферентным) устройством приданные ему мышечные «снаряды»; б) идеи о том, что следующие за раздражением рецептора движения мышц могут происходить в незаметной для внешнего восприятия форме («микродвижения»). Но что представляет собой закономерный переход чувственного возбуждения через нервные центры к мышцам, если не рефлекс? Учение Гартли представляло вторую после Декарта выдающуюся попытку соединить рефлекс с ассоциацией. (Третьей попыткой стало учение Сеченова.)

По теории Гартли, волевое поведение возникает у че­ловека благодаря соединению сенсомоторных реакций с речью. Слово (его физический базис — вибрация) присоединяется (по ассоциации) к чувственным впечатлениям, а затем уже само по себе, без этих впечатлений начинает вызывать тот же мышечный акт, который некогда вызвали только они. У ребенка связь между словом и поступком сперва устанавливают взрослые, а затем он совершает этот поступок по собственной команде. Слово и воля неразрывны. Точно так же неразрывны, согласно Гартли, слово и абстрактное мышление. Общие понятия возникают путем постепенного отпадения от ассоциации, остающейся при переменчивых обстоятельствах неизменной, всего случайного и несущественного. Совокупность постоянных признаков удерживается как целое благодаря слову, выступавшему в данном случае как могучий фактор обобщения.

Гартли был пионером в исследовании роли речевых реакций в организации волевого контроля и развитии абстрактного мышления.

Вслед за Гоббсом, Спинозой и другими Гартли признавал только две мотивационные силы: удовольствие и страдание. Поскольку же объекты приложения этих сил не могут явиться ниоткуда, кроме окружающего мира, программа Гартли предусматривала отбор и подачу на «вход» нервной системы социально ценных объектов, с которыми и должны путем повторения на основе законов ассоциаций связаться соответствующие чувства. Свойственная всему домарксовому материализму идея формирования людей с учетом их природы, естественных чувств, прав и т. д. являлась «сверхзадачей» психологиче­ского учения Гартли.