Итальянский домик имеет большую поверхность стен. Изнутри взгляд устремляется в парк сквозь окна в трех стенах зала. С четвертой стороны - стеклянные двери на открытый балкон - лоджия, через который так же рассматривался парк. Простенки между окнами занимали зеркала, они вбирали в себя свет отражали друг в друге, удваивали, учетверяли и увосьмеряли размеры помещения и число находящихся в них людей. На оставшихся участках стен висели картины, главным образом произведения итальянских художников 17 - 18 веков; там, где взгляд зрителя не уходил сквозь стекло в просторы парка и не погружался в иллюзорное пространство зазеркалья, перед ним возникало пространство, созданное живописцем. Потолки Итальянского домика были тоже расписаны и оформлены как огромные картины в пышных рамах.

Эти плафоны с изображением неба уничтожали представление о размерах, расстояние, пространстве и времени.

Итальянский прудик не только украшает виды, открывающиеся из южных окон Итальянского домика, но являются центром одного из внутренних комплексов, из которых состоит парково-усадебный Кусковский ансамбль.

Грот.

В старину пещеры и подземелья казались частью царства нечистых подземных и подводных духов. В XVIII веке искусственные пещеры и гроты, которые отделывали особые, «гротические» мастера, стали неотъемлемой частью усадьбы просвещенного человека. В 1756 году Юрия Кологривова уже не было в живых, и строительство Грота в регулярном парке Кускова легло на плечи двадцатидвухлетнего Федора Семеновича Аргунова. В регулярных парках России середины XVIII века гроты были нужны не для укрывания от полуденного зноя, а играли иную роль. На фоне природы, подчиненной строгому порядку и дисциплине, таинственная искусственная пещера казалась преддверием некоего нереального мира, поглощающего человека подобно тому, как люк на сцене поглощает проваливающегося «в преисподнюю» актера. Одновременно с русским языком, который из презираемого светским обществом превращался в язык философии, политики, литературы, в искусстве складывался свой неповторимый национальный язык—русское барокко. Русское барокко отличалось борьбой света и тени, пространства и массы, воздушности и неодолимой тяжести, реального и воображаемого. Эти особенности нашли свое воплощение и в Гроте, построенном Ф. Аргуновым.

Начатый строительством в 50-х годах XVIII века, он был завершен в 1771 году. Здание трехчастное, нарочито тяжеловесное, с большим количеством колонн, перехваченными крупными квадратами муфт. Повышенный объем в центре перекрыт высоким куполом со световым фонарем. Более низкие боковые части Грота симметричны друг другу. Сооружение олицетворяет стихию камня и воды. Между песочным цветом карнизов, архивольтов, рустов, колонн сияет лазурь стен и громадного купола. Ребра на нем были сделаны из белого луженого железа и символизировали струи водных потоков.

Фигурный пруд перед Гротом, отражая его очертания, удваивает объем: формы становятся удлиненными и стройными. Со стороны пруда сферический купол кажется легким, а колонны вокруг стен напоминают хоровод. Совсем иным выглядит Грот со стороны аллеи. Вблизи купол оказывается массивным. Всем своим весом он давит на могучие, сильно выступающие карнизы, подстать которым выглядят колонны, пересеченные белокаменными кубами. Каменные кубы делают колонны грузными, подчеркивая, что купол нуждается в особенно прочных и устойчивых опорах. Архитектура Грота напоминает скульптуру. Камень как бы потерял свою твердость, и колонны оказались утопленными в кладку стены. Сами же стены утратили прямолинейность и приобрели где текучие, где ломаные очертания. Кажется, будто неведомая сила сплющила или растянула привычные архитектурные элементы, разорвала кар­низы, выдавила углубления ниш. Темные арки дверей и окон Грота напоминают жерла пещер. Как водоросли, их оплетают прихотливые металлические решетки. Таинственный верхний свет струится по стенам и сводам купольного зала, уводя взгляд к боковым кабинетцам, устроенным, как казалось, в глубине искусственной горы. Своды и стены внутри Грота были выложены раковинами переливчатых цветов вперемежку с вьющимися водорослями из какой-то расцвеченной массы. Причудливая отделка преображала павильон парка российского вельможи в сказочный чертог морского царя, населенного удивительными существами. В русском климате, с перепадами летней жары и зимних морозов, отделка требовала особого мастерства. Облицовка раковинами была секретом особого «гротического» искусства, и труд «гротических дел мастеров» ценился выше труда живописцев и скульпторов. Раковины выписывались из Голландии, которая, в свою очередь, привозила их из тропических стран, так что отделка гротов обходилась подчас гораздо дороже их постройки. Купольный зал был приспособлен для банкетов и танцев, но использовался для этих целей редко. Из зала вел ход на белокаменную площадку со ступенями, спускающимися к воде, ибо «чертог морского царя» служил как бы порогом его таинственного подводного царства. Зеркало пруда в фигурной каменной раме служило и сценой, которую, подобно декорации, завершала подкова менажереи. Менажерея состояла из пяти отапливавшихся зимой и летом причудливых домиков. В них обитали гуси, утки, лебеди, в том числе черные и другие водоплавающие птицы. «Подданные морского царя», плавая по пруду, охотясь за рыбешкой, обучая птенцов и затевая драки или игры, заполняли сцену и оживляли декорацию. Ручные птицы подплывали к Гроту, с громким криком брали корм из рук, вовлекая гостей в действо, превращая зрителей в участников зрелища.

Внутри Грот представляет анфиладу из трех помещений. В купольной части расположен просторный зал, окруженный колоннами, поддерживающими развитые формы карнизов и парапетов сильными раскреповками. Образ величавой равнодушной природы создает этот зал. Большие окна и двери его первого яруса затенены причудливым орнаментом листвы и ветвей железной кованой решетки. Свет, падающий сверху сквозь люкарны купола и окна фонаря, рассеянный, под стать серебристо-дымчатым стенам, расписанным под мраморный камень. Во время летнего зноя нет места, более влекущего своей прохладой. В августе 1774 года именно здесь был накрыт обеденный стол для Екатерины II и ее свиты. Взлету купольного зала противопоставлены боковые кабинеты, соединенные с ним сводчатыми переходами.

От горбатого мостика, расположенного у западного берега Большого пруда, перед зрителем раскрывается панорама центральной части Кускова. При всей кажущейся громадности пруда границы его хорошо читаются. Остров на переднем плане устраняет впечатление пустынности, которое могла бы производить сплошная водная гладь. Мы огибаем пруд слева и оказываемся у мостика между четырьмя земляными бастионами. Для людей XVIII века такие бастионы играли двоякую роль. Они являлись привычной ассоциацией въезда на территорию города, крепости или замка, а своей миниатюрностью, явной декоративностью удовлетворяли той страсти к игровому моменту, которой отличалась это время. К тому же мостик был некогда подъемным, на цепях, а восемь конных “гусар”, встречавших гостей, служили как бы живым дополнением к затейной декорации. Взойдя на мостик, человек оказывался между островом на Большом пруду и Голландским прудиком. Остров имел вид крепости с бастионами, а удлиненной формы прудик был обнесен балюстрадой вдоль ровных набережных и обстроен продолговатыми деревянными беседками, имевшими вид каменных. Перспектива прудика замыкалась, как и теперь, краснокирпичным Голландским домиком.