«От Редутского кордона

до Николаевско-Редутской батарейки – 1 ½ версты

до поста Изрядного – 2 ½ версты

до Вознесенской батарейки – 2 версты

до поста Воронежского – 2 ½ версты

до Ново-Троицкой батарейки – 3 ½ версты

до поста Подмогильного – 3 ½ версты

до поста Константиновского – 6 верст

до поста Александровского – 5 верст

до поста Мало-Лагерного – 7 верст

до поста Павловского – 6 верст

до пикета № 18 – 4 версты

до поста Велико-Марьянского – 8 верст

до поста Главно-Екатеринодарского – 5 верст

до поста Байдачного – 2 ½ версты

до поста Подгороднего – 6 верст

до поста Александровского – 1 ½ версты

до Александровской батарейки – 1 ½ версты

до Тенгинской батарейки – 1 ½ версты

до Елизаветинской батарейки – 2 версты

до пикета Могильного – 2 версты

до Елизаветинско-Николаевской батарейки – 2 версты

до поста Елизаветинского – 3 версты

до поста Велико-Лагерного – 5 верст

до поста Елинского – 4 версты

до Елинской батарейки – 3 версты

до поста Марьянского – 2 версты

до Громкой батарейки – 1 верста

до 1-й Марьянской батарейки – 2 версты

до 2-й Марьянской батарейки – 2 версты

до Трусовой батарейки – 2 версты

до поста Ново-Екатерининского – 5 верст

до Ново-Екатерининской батарейки – 10 верст

до поста Ольгинского – 8 верст

до Тиховской батарейки – 6 верст

до Суровой батарейки – 2 версты

до поста Славянского – 9 верст

до поста Ерковского – 2 ½ версты

до поста Копильского – 1 ½ версты

до поста Протоцкого – 12 ½ версты

до поста Петровского – 8 верст

до поста Емануиловского – 10 верст

до поста Старо-Редутского – 4 версты

до поста Ново-Редутского – 7 верст

до поста Андреевского – 6 верст».

Далее дорога пошла вдоль Таманского залива, в волнах которого были видны огромные стаи белокрылых чаек, а вдали – кривые паруса казачьих лодок, стремящихся укрыться от надвигающегося шторма. Здесь все веяло прошлым. Справа, у берега залива, под песчаными холмами виднелись остатки некогда цветущего города Боспорского царства – Фанагории. Слева вдоль дороги тянулась цепь могильных курганов, хранителей тайн некогда живших здесь народов. Часа через два пути справа от дороги показались серые валы Фанагорийской крепости, построенной А.В. Суворовым в 1795 года для защиты казаков-переселенцев со стороны турецкой Анапы. С высоких валов в сторону моря и окрестных холмов грозно смотрели пушки.

Переночевав в крепости в отведенных квартирах, Раевские узнали, что на море штормит и судна, способного взять на борт их экипажи, пока в Тамани нет. И тогда, после ночлега и завтрака, не теряя времени, они, особенно молодежь, изъявили желание осмотреть крепость и городок Тамань, домишки которого белели в двух верстах южнее у берега Таманского залива.

Поднявшись на звонницу, чтобы осмотреть колокола, Пушкин, глядя за городской оборонительный вал в степь, представлял, как где-то там, за горизонтом, местный князь Мстислав Тмутараканский победил в единоборстве закубанского князя Редедю перед полками касожскими. И ранее и позже земля таманская многие века содрогалась под топотом конских копыт, и народы многие устилали ее своими костями, уступая эти степи и холмы более сильным народам, умеющим сражаться, как в конном, так и пешем строю. Жизнь никогда не замирала на этих, казалось бы, бесплодных землях.

Впоследствии Пушкин попытается в стихотворной форме обработать легенду о Мстиславе Удалом и Редеде и даже составить план этой работы, ибо интерес к истории России у него стал проявляться еще с детских лет, а с годами интерес этот только усилился. Несмотря на молодость, Пушкин уже хорошо знал историю государства Российского, его драмы и трагедии. Его «История Пугачева», наброски к «Истории Петра Первого» и ныне не утратили своей научной ценности. А после посещения Кубани, и особенно Тамани, он замыслил написать биографию великого русича – Александра Васильевича Суворова. Однако, что-то ему помешало. Напомню, что Пушкин попал на Тамань, да и вообще на юг России, в тот период, когда в России начались раскопки городищ и курганов, а в Причерноморье и некрополей античных городов-колоний. В те годы возникли и первые археологические музеи, куда попали на хранение такие бесценные богатства древнего мира, как находки в кургане Куль-оба под Керчью и клад древнерусских изделий из Старой Рязани. Все это вызвало определенный общественный резонанс, который, конечно, коснулся и поэта, ибо мы точно знаем, что памятники древности на Кавказе и в Крыму он осматривал.

Исследования русской культуры особенно плодотворны стали после победы в Отечественной войне 1812 года. Это был период, когда, в результаты подъема национального сознания, как писал сам Пушкин: «…все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную».

Итак, солнечная Кубань и болотисто-полынная Тамань остались позади. Несмотря на молодость и поэтическую восторженность, поэт заметил, что в среде казачества, которое многие просвещенные люди России представляли каким-то военно-монашеским орденом, существует эксплуатация человека человеком, и здесь, среди «вольного» казачества, жили истина и несправедливость, добро и зло стояли друг против друга. Бедному человеку, простому труженику было плохо на берегах «вольной» Кубани, и тут для трудового человека не было свободной жизни от гнета эксплуататоров. Поэтому через год поэт и воскликнул: «Прости, священная свобода!» …ибо не было ее среди некогда вольнолюбивого казачества.

А на Тамань наконец-то пришел тот час, когда море несколько успокоилось. Большая канонерская лодка прибыла к берегам Тамани и на нее были погружены экипажи и вещи Раевских. Сами же путешественники были доставлены к пристани на тележках, принадлежащих местному начальству.

Вот показался у пристани и генерал Раевский в окружении армейских и казачьих офицеров, провожавших его до борта войскового баркаса, причаленного и пристани. Помогая сестрам в баркас первыми спрыгнули Николай Раевский с Пушкиным, генерал же, почтительно поддерживаемый под руку атаманом, сошел последним. Команда, взмах весел – и баркас направился рукой рулевого к стоящей на рейде канонерке. Приняв на борт пассажиров, выбрав якорь и подняв парус, судно направилось к берегам благословенной Тавриды, горы и долы которой поэт воспоет еще не раз. Находясь в тот вечер на палубе канонерки под шумящим от порывов ветра парусом, Пушкин сделает наброски элегии, которую положит на бумагу спустя несколько дней на борту уже другого судна. И хотя это стихотворения написано почти два века назад, слова его не утратили свою задушевность и в наше время: