Именно в Канцелярии от строений утверждается принципиально новое отношение к ученику. Из воспитанника данного художника, который нес за него ответственность, вел все его обучение от азов художественной грамоты до доступной ему самому ступени мастерства, юноша превращается в ученика Канцелярии. То есть дело обучения было признано делом учреждения в целом. Поступавшие в канцелярию дети и подростки (обучение обязательно начиналось с раннего возраста) не причислялись к определенной специальности, а находились у «обучения грамоте и писать». Овладение грамотой заканчивалось в среднем около пятнадцати лет — в возрасте, считавшемся наиболее благоприят­ным для перехода к специальным занятиям, когда можно уже было рассчитывать на понятливость ученика и его сознательное отношение к делу. Здесь часть подростков отчислялась к мастерам, а другая, в том числе лица, предназначавшиеся для художественных профессий, переходила к «науке арифметики и рисования». Собственно профессиональное обучение проводилось после получения основных сведений по рисунку. Первое, чему начинали об­учаться вновь поступившие в живописную команду, было копирование «кунштов» — гравюр, рисунков и рисованных эскизов. Когда предстояло, например, обновить обветшавшую роспись — работа очень частая в Канцелярии от строений,—то с нее предварительно снимали «куншты», и уже по ним на заново отремонтированных стенах ее возобновляли. В конце обучения копированию ученики срисовывали подобные эскизы, а затем по аналогичным наброскам учились делать и самые росписи. За кунштами шло рисование с «древних статуев» и дальше — с обнаженной модели (этот вид работы существовал в Канцелярии уже в 1725 году). Изображение человека считалось наиболее сложным и ценным умением, и без него живописец не мог претендовать на участие в выполнении сколько-нибудь ответственных работ . Здесь был важен не только грамотный рисунок, но и умелая живопись.

Приобретая основные навыки по живописи и ее технологии, ученик засаживался за копирование картин, причем в качестве оригиналов широко использовались полотна императорского собрания. Последней ступенью в этом разделе было копирование портретов. Умело выполненная копия с «персоны» служила лучшей аттестацией для перехода к исполнительству. Все последующие занятия велись целиком на практике производившихся в канцелярии работ.

Таким образом, совмещение в учебном процессе теоретической и практической стороны, неразрывная связь собственно учебных заданий и заданий с приобретением профессиональных навыков работы, причем последнее в непосредственной близости к зрелым художникам путем наглядного изучения их метода, интерес к натуре, исключительная роль портрета как формы изучения и познания натуры и человека и, наконец, установка на всемерное развитие зрительной памяти—таковы ведущие принципы педагогической системы, сложившейся в живописных командах Канцелярии от строений. Однако к середине XVIII века обучение в командах перестает соответствовать тем требованиям к искусству, которые выдвигаются жизнью. Главным в оценке творчества художника становится содержание произведений, их гражданственный смысл и целенаправленность. Отсюда в свою очередь рождается потребность в широком развитии и образовании художника, чтобы из ремесленника, пусть высоко мастеровитого и превосходно знающего свое дело, он превратился в сознательно и свободно владеющего своим искусством мастера и гражданина. Всем своим предшествующим развитием русское искусство подготовило этот коренной переворот, который был завершен в 1757 году открытием Академии трех знатнейших художеств, принявшей из рук Канцелярии от строений знамя родного искусства и его лучшие традиции.

Возникновение Академии художеств явилось необходимым для развития русского искусства. Новая художественная форма, окончательно утвердившая себя на рубеже XVIII века, вошла в национальный изобразительный метод. Искусство прошлого столетия подготовило интерес человека и зрителя к реальным чувствам, к повествованию о реальных людях и событиях. В этом смысле уже иконы XVII века литературны и «натуральны». Реформы, проведенные Петром I, сделали настолько динамичным и активным развитие экономики, культуры и общественной жизни страны, что искусство начало создаваться для все более широкого зрителя и испытывать потребность в нем. Оно стало достоянием многих людей и из официально насаждаемого постепенно превращалось в сословное, чтобы потом стать общенародным. И поскольку темп развития русского общества отличался исключительной стремительностью, родившаяся на почве сословного искусства Академия трех знатнейших художеств была по существу явлением национальным и общенародным.

Если говорить о, художественной школе в прямом и современном нам смысле этого слова, то в середине XVIII века ее фактически не существовало. Подготовка художника не носила формы систематических регулярных, подчиненных специальным программам и планам занятий. Местом обучения служили мастерские отдельных художников, где ученик в процессе прямого ученичества приобретал от мастера известные познания и навыки. Сообщаемые сведения носили большей частью практический характер. Отсутствовало всякое обобщение знаний об искусстве, перед художниками еще не возникало необходимости сводить их воедино, сопоставлять и анализировать, тогда как педагогика — это всегда творческое осмысление законов искусства, его правил его метода и создание на основе этого обобщения определенной системы готовки молодого художника. И в этом смысле ни один из художественно-образовательных центров России первой половины XVIII века — будь то Художественный департамент Академии наук или живописная команда Канцелярии от строений — еще не представляли школы. В Канцелярии от строений, впрочем, делались попытки поставить вопросы методики, благодаря чему связанные с командой живописцы, вроде А. П. Антропова, воспитали вы­дающихся педагогов. Вопросы воспитания становились для педагогов Академии краеугольным камнем педагогической системы, а конечная цель подготовки художника, которая усматривалась в создании картины, определяла характер разработки метода и всех составных частей программы.

Один из исходных моментов академической системы заключался в том, что ученику, прежде всего, сообщали определенное ремесленное умение, технические навыки, предшествовавшие, как считалось, занятиям собственно искусством. Сюда относилось развитие глазомера, твердости и точности руки, что достигалось многолетним копированием так называемых оригиналов — рисунков мастеров и гравюр. В результате вырабатывалось полное подчинение глаза руке, что составляло основу академической методики XVIII века: глаз следовал за натренированной рукой, рисовавшей предметы почти на память и не привыкшей подчиняться зрительным впечатлениям. После копи­рования эстампов предлагалось копирование живописных оригиналов, затем рисование с гипсов и только в заключение с живой модели. Эта система сложилась в мастерских итальянских художников XVI—XVII веков и была разработана в XVII веке Болонской академией. Она заключала в себе черты, близкие к школе непосредственного ученичества, так как первые этапы обучения проходили в известной мере независимо от педагога, который ограничивался лишь наблюдением за постепенностью приобретения знаний, а в дальнейшем ученик знакомился с приемами работы ху­дожника-руководителя над картиной. Главным здесь было учить «языку искусства», а не «языку натуры», что определяло малую подвижность педагогики, которой характеризовались все шедшие за ней европейские академии.