Одним из актуальнейших и сложных вопросов, связанных с иммунитетами и привилегиями дипломатических представительств и их персонала, является теоретическое обоснование необходимости их предоставления. По причине существования практической необходимости дальнейшей кодификации норм дипломатического права возникает потребность в теории, раскрывающей юридическую природу иммунитетов и привилегий. Подобная теория имеет также практическое значение для толкования действующих иммунитетов и привилегий, при разрешении спорных ситуаций, в случае если отсутствует договорное урегулирование и становится необходимым установить наличие и конкретный объем того или иного иммунитета. Теоретическое обоснование в большой мере отражается на статусе дипломатических представительств в той или иной стране, поскольку оно существенным образом влияет на государственно-правовое регулирование этого статуса, на реализацию иммунитетов и привилегий.

Собственно говоря, потребность в объединяющем начале, которое служило бы основанием всех дипломатических привилегий, стала ощущаться давно. В древние и средние века, когда дипломатические привилегии сводились, главным образом, к личной неприкосновенности послов, эту потребность в значительной мере удовлетворяли религиозные представления о святости послов. Но наряду с ними складывались и другие - светские представления. В древнем Риме уже существовал принцип ne impediatur legatio – неприкосновенности легата. В средние века идея приоритета папы и императора над другими государями являлась основанием не только особых церемониальных почестей, оказывавшихся их послам, но и всех правил обращения с ними, которые впоследствии распространились на послов всех «коронованных глав» и даже «суверенных республик». Кроме того, многие писатели древности (Катон, Тит Ливий) и средних веков (канонисты) обосновывали неприкосновенность послов и уважительное обращение с ними их важным значением для поддержания мира и дружественных отношений между государями и народами. Особенностью дипломатической деятельности эпохи феодализма является так называемая привилегия квартала: городские кварталы были изъяты из юрисдикции государства пребывания в пользу иностранных послов. Правда, это было главным образом в тех государствах, где местная власть была недостаточна сильна и имели место частые смуты (Рим, Мадрид и другие). Однако в первой половине XVII века «привилегия посольского квартала» была отменена по всей Западной Европе, кроме Мадрида (там она была отменена в 1684 году) и Рима (1693 год, когда Людовик XIV формально отказался от этой привилегии).

Итак, к началу XVIII века в литературе признается, что право убежища и в помещении представительства не должно предоставляться. К 70-м годам XIX века в Европе сформулировалась обычная норма, запрещающая предоставлять убежище в помещении дипломатического представительства. Некоторое время это сохранялось только в Испании и очень длительное время в странах Востока, например в Китае.

В новое время, когда появились постоянные посольства, нужда в юридическом обосновании возникла с большей силой. Постоянные послы требовали не только личной неприкосновенности, но и целого ряда других привилегий: неприкосновенности своих помещений, неподсудности местным судам и т.д., и такие требования вызывали на практике многочисленные неясности, осложнения и споры. Для того чтобы разобраться в них и боле менее точно установить содержание и пределы дипломатических привилегий, надо было все эти разнообразные привилегии свести к какому то единому началу, которое определяло бы общим образом правовое положение иностранного посла. Также важным представлялось дипломатические обычаи привести в согласование с основными принципами нового международного права, которое все в большей степени регламентировало международные отношения.

С конца XVI и на протяжении XVII и XVIII веков сложились три основные теории дипломатического иммунитета, которые получали не вполне одинаковую трактовку у различных авторов, приобретали многочисленные оттенки, нередко переплетались друг с другом, но которые представляли собой три юридические конструкции, доминировавшие в доктрине и в практике этих столетий и сохранившиеся mutatis mutandis также в доктрине и в практике последующего времени – это теория экстерриториальности, теория представительного характера посла и теория дипломатических функций. Все три теории были обусловлены новыми историческими особенностями государственной и международной жизни, которые, с одной стороны, порождали новые международно-правовые нормы, обобщенным отражением коих являлись эти теории, а с другой стороны, по-новому определяли общий характер теоретических воззрений на государство, право и международные отношения.

Первой из этих теорий следует рассмотреть теорию экстерриториальности. В смутных очертаниях выдвинутая еще Эйро и уже вполне отчетливо развитая Гроцием, она вскоре получила широкое распространение как в юридической литературе, так и в государственной практике. Эта теория возникла на почве роста абсолютизма, объединившего всю территорию государства под эгидой единой королевской власти, и укрепления начала суверенитета монарха во внутригосударственных и международных отношениях. Внутри государства из начала суверенитета вытекало неограниченное господство территориального принципа – исключительная власть монарха, его судов и администрации над всеми людьми, проживающих в пределах государственной территории. Одним из следствий начала суверенитета было притязание абсолютных монархов на почетное и привилегированное положение своих послов как представителей особы суверена, на неподчинение их какой бы то ни было власти, кроме власти пославшего. Дипломатическая практика, шедшая по пути расширения посольских привилегий, нуждалась в придании им правового обоснования, но для этого требовалось примирение территориальных и экстерриториальных прав суверенитета. Фикция экстерриториальности, согласно которой глава дипломатической миссии рассматривается в юридическом смысле как продолжающий пребывать на территории своего суверена, и являлась той конструктивной юридической формулой, которая примиряла оба вышеуказанных притязания в соответствии с господствовавшими тогда общими началами государственного и международного права. Именно в качестве такой формулы ее и предложил Гораций, который смотрел на понятие экстерриториальности скорее как на способ юридического выражения дипломатических привилегий, чем как на их непосредственное основание. В этом смысле он не раз подчеркивал, что посол представляет особу суверенного государя. Многие юристы, не понимая идею Гроция, считали основой этих привилегий фикцию экстерриториальности, как будто фикция может быть основанием права. Гроций, желая путем образного выражения составить идею совокупности изъятий, которыми пользуются дипломатические агенты, сказал, что они не подчиняются местной власти, как если бы они находились вне территории. Это сравнение, но не основание. Это следствие, но не причина дипломатических иммунитетов. Впоследствии же понятие экстерриториальности превратилось из вспомогательной юридической формулы в самостоятельный юридический принцип, рассматривавшийся как непосредственное основание юридических привилегий. Сам же термин «экстерриториальность» вошел в употребление значительно позднее, – впервые слово exterritorialitas было введено в обиход в 1749г. Вольфом, который писал по латыни. В конце XVIII века оно употребляется Г.Ф. Мартенсом на французском (l’exterritorialite) и на немецком (die Exterritorialitat) языках. В таком именно смысле это понятие часто применялось дипломатическими ведомствами и судами в XVIII и даже в XIX веке.