— развитие культуры рациональности в поведении государства, предопределяющей его способность осознавать свои национальные интересы, формировать на их основе определенные политические цели и, исходя из имеющихся в распоряжении ресурсов, выбирать наиболее приемлемые для достижения этих целей варианты внутреннего и внешнего поведения;

— преобладание в деятельности государства проблематики национальной безопасности в сравнении с социально-экономическими вопросами, переходящими в ведение общества.

В контексте такого сценария развития поведение федеральных властей в чеченском конфликте должно было бы быть основано на статусной модели, обеспечивающей его политическое урегулирование. Однако, инициируемый процессом модернизации раскол в российском обществе, который воспроизводится и внутри политической системы России, объясняет позицию традиционалистов, рассматривающих использование федеральными властями такой модели, как измену проверенным историей российским ценностям. Отсюда типичная для гегемонистской модели поведения государства установка на “личное отношение Президента Б.Ельцина к Дудаеву”, которая рассматривается отечественными аналитиками “в качестве доминирующей линии”по сравнению с историческими факторами и социально-политическими интересами, не принятыми во внимание при формировании в 1994 г. позиции России в этом конфликте.

Иными словами, в случае выбора федеральными властями статусного сценария чеченский конфликт укладывался бы в схему “конфликта ценностей”, в котором “оппозиционные власти” Чечни, обладая на порядок более низкой по развитию социо-культурной базой, не имели шансов на выживание как в базовом, так и сопутствующем конфликтах.

Однако, вместо того чтобы активно использовать свои ресурсы и возможности для политического урегулирования конфликта за счет консолидации анти-дудаевской оппозиции, федеральные власти остановили свой выбор на типичной для традиционной России гегемонистской модели поведения и оказались вовлеченными в “конфликт интересов” с “оппозиционными властями”. Это неизбежно вело к насилию, поскольку ориентация федеральных властей на “победу”, обесценивая в глазах чеченского народа прогрессивную роль анти-дудаевской оппозиции, поставила чеченскую проблему в контекст исторического конфликта России с Чечней и стала основой для консолидации чеченского народа вокруг “оппозиционных властей” с их лозунгами “национального освобождения” и ислама.

1.4. Конфликт и политическая система Чечни

Поскольку наличие внутреннего политического конфликта, особенно если он ведется сторонами при помощи вооруженных средств, свидетельствует о наиболее радикальной форме дестабилизации политической системы, то с конкретной моделью конфликтного поведения связывается и выбор соответствующей модели восстановления стабильности.

Гегемонистской модели конфликта, адекватной социо-культурным условиям традиционного общества, соответствует поведение государства в рамках модели “статичной стабильности”, которая во главу угла ставит задачу сохранения существующей политической системы, несомненно оправдывая даже крайние репрессивные меры властей против любой оппозиции, противопоставляющей себя государству. При опоре же на соответствующую модернизирующемуся обществу модель статусного конфликта проблема сохранения политической системы решается уже на основе модели “динамичной стабильности”, когда государство, признавая в качестве своего оппонента гражданское общество, рассматривает ту или иную противостоящую ему фракцию как легитимную оппозицию, взаимодействие с которой осуществляется не только насильственными средствами, но и за счет необходимой трансформации тех или иных элементов политической системы, идущей навстречу требований оппозиции, а значит — укрепляющей устойчивость взаимоотношений государства и общества в целом.

Характер чеченского конфликта, с этих позиций, во многом предопределен особенностями политической системы чеченского общества. С одной стороны, существующая в Чечне со времен ее завоевания политическая система привнесена извне — сначала Российской империей, а затем Советской Россией, обезличившими политико-правовую культуру чеченского народа, как, впрочем, и других покоренных империей народов. Очевидно, именно эта “привнесенная” политическая система, будучи “отчужденной” от социо-культурных ценностей чеченского общества, изначально порождает свою внутреннюю нестабильность, которая и проявляется в историческом российско-чеченском конфликте.

С другой стороны, чеченский народ обладает историческим опытом создания собственного “раннего государства”, которое возникло в 19 веке в форме “имамата Шамиля” - теократического государства горцев Чечни и Дагестана. Попытка шейха Узун Хаджи провозгласить в 1919 г. Чечню и северо-западную часть Дагестана “Северо-Кавказским эмиратом” также осуществлялась под лозунгом реставрации “имамата Шамиля”.

С учетом этого наследия можно выделить два этапа в национальной политике режима Дудаева по решению проблем устройства Чечни. На первом из них, до лета 1993 г. дудаевский режим пытался адаптировать к своим целям и задачам доставшиеся ему в наследство механизмы советской государственности с поправкой на создание в республике института президентского правления. На втором, после расстрела и разгона парламента, псевдодемократический камуфляж был отброшен и режим стал активно мимикрировать в сторону поиска исторических корней, активизации исламского фактора и т.д. При этом отличительной чертой первого этапа была опора на националистическую идеологию и попытка добиться сплочения чеченской общности путем выдавливания русскоязычного населения. В то время как на втором — основное внимание, в силу развития в Чечне внутреннего режимного конфликта, было уделено консолидации самого чеченского народа вокруг постулатов возврата к элементам исторической государственности времен имамата Шамиля и исламским основам общества.

В этом контексте, с возникновением “Чеченской Республики Ичкерии” на территории Чечни существуют две параллельные структуры власти, до настоящего времени конкурирующие между собой за контроль над чеченским обществом. Переплетение общероссийских тенденций и местной специфики создает в Чечне особую модель политического процесса, в которой взаимодействуют разноплановые и разноуровневые в социо-культурном отношении элементы структуры как “привнесенной”, так и собственной “органичной” политических систем.

Конкуренция противостоящих друг другу политических систем, составляя суть чеченского конфликта, проявляется по всем элементам структуры политической системы, а именно — в отношении: 1) политической общности России; 2) политического режима, и 3) политических властей.

Рассмотрим одну из них:

1.5. Политическая общность

Базовый российско-чеченский конфликт, поскольку он направлен на выход Чечни из российского государства, демонстрирует крайнюю форму легитимной нестабильности существующей в России политической системы и, с этой точки зрения, является показателем неустойчивости, в первую очередь, национально-государственного устройства нынешней России. Будучи нацеленным на изменение национально-государственного устройства России, чеченский конфликт является отрицанием “политической общности” России, если под ней понимать “совокупность членов политической системы, связанных друг с другом политическим разделением труда и действующих в рамках политического процесса в качестве единого целого” ( .).