В настоящее время перед нами стоит проблема идейномировоззренческой реабилитации не столько собственно имперскосамодержавной формы организации общества, сколько роли российского государства как инструмента этой организации, механизма согласования общественных интересов. Кстати, и североамериканская и европейская традиция не закладывают в понятие империи изначально негативного содержания. Современные демократии сформировались на базе бывших колониальных империй. В частности, как об этом пишет американский историк Д. Бурстин, федерализм в США вырастал из колониального опыта.8 Не как его отрицание, а как одно из условий становления государственности.

В современных теориях империализма обращают на себя внимание два основных направления: классическое и либеральное. Наиболее концептуально оформленными являются классические теории. Они были созданы для объяснения вторжения Европы в неразвитый мир.9 Можно разделить классические теории империализма на четыре обширные категории: апологии, экономические интерпретации, социологические интерпретации и геополитические интерпретации. Классические теории, объясняющие имперскую политику и империалистическую экспансию, видели за ними следующие побудительные мотивы: бескорыстное служение человечеству, нужды, европейской экономики, социальная фрустрация в Европе и потребность европейских государств в своем усилении. Классические теории империализма имеют определенную поддержку и среди российских историков, политологов и философов, считающих образование империй закономерным этапом исторического процесса. По мнению В. Межуева, «империя — не историческое зло, а необходимый этап в ходе образования наций . Развал империи не всегда сопровождается образованием национальных государств, что ведет часто к обострению межэтнической розни».10 Империя, как исторически первая форма государственности, является способом разрешения межэтнических конфликтов, хотя часто и насильственными методами.

Исторически люди объединяются в трех формах. Первая «этнократия», основанная на родстве; вторая «империя», основанная на четком статусе субъектов империи; третья «нация», основанная на гражданстве, а не на субъектном статусе" (А. Кара-Мурза). Современный российский политический опыт свидетельствует, что у нас нет заметного движения в обществе от империи к нации. Скорее наоборот, осуществляется откат к этнократии, когда в основе политического структурирования лежат клановоэтнические, семейно-групповые, клиентелистские интересы. Национальное отождествляется с этническим, а не с гражданским. Этническая принадлежность рассматривается как основа социальной и исторической идентификации человека. Вольно или невольно производится доимперская ситуация, которая закономерно стимулирует имперские амбиции государства и правящей политической группировки. Возрождение этнократических тенденций в российском обществе осуществляется в условиях, когда национальное государство является исторически пройденным этапом.

Возвращение к доимперскому состоянию, от кого бы то оно ни исходило, стимулирует имперские тенденции. Этот феномен классически описал А. Тойнби, который называет империи по-своему, универсальными государствами. По его мнению, универсальные государства обладают одной выдающейся чертой — они совпадают с моментом оживления в ритме распада. Именно последняя черта будит фантазию и вызывает благодарность поколений — свидетелей успешного установления универсального государства.12 Поскольку проблемы имперскости и государственности в российской истории неразрывно слиты, то в современных условиях одно стимулирует другое. В этих условиях возрождение государства и усиление роли его институтов и инструментов, инициируемое сверху, без повышения роли общества и механизмов его самоорганизации всего лишь стимулирует явление распада и дальнейшего разложения политической власти, хотя внешне официально постулируется рост социальной солидарности и политического консенсуса. На волне подобных настроений в свое время И. Солоневич открыто заявил: «Я, конечно, русский империалист, как и почти все остальные русские люди».13

Возможность реанимации имперских традиций и тенденций обусловлена, таким образом, не столько бюрократическими попытками восстановить государственные институты, сколько хроническим социальным кризисом, связанным с всеобщей политической апатией, с продолжением экономического упадка и нравственной деградацией общества. Универсальное государство, по А. Тойнби, возникает, во-первых, после, а не до надлома цивилизаций. Это не лето общества, а бабье лето его последний всплеск тепла Перед сыростью осени и холодом зимы. Во-вторых, универсальное государство продукт доминирующих меньшинств, то есть тех социальных групп, которые когда-то обладали творческой силой, но затем утратили ее.14 Это реанимация имперского мышления и имперских политических амбиций, как образно выразился Г. Флоровский в «тоске нетерпеливого ожидания». Ожидания в условиях массовой и тотальной пассивности общества, в котором правящее меньшинство пытается имитировать радикальные позитивные экономические и социально-политические изменения, а большинство одинаково готово в зависимости от ситуации либо поддержать режим, либо отказать ему в этом. Имперские амбиции власти в этих условиях имеют равную перспективу быть одобренными или отвергнутыми обществом.

По либеральным воззрениям понятие империи и империализма является исключительно негативным, противоречащим природе свободной экономики и политического плюрализма. В этом плане либералы практически смыкаются со своим идейным антиподом марксизмом-ленинизмом. Крайности переходят друг в друга. Империализм и имперскость одинаково оцениваются негативно, как противоестественное состояние политического порядка и общественного строя. Правда, позиции марксистов-ленинцев и либералов разделяет лишь один нюанс. Марксисты считают империализм как продолжение социальных пороков капитализма, как его загнивание. Либералы разводят понятия и явления капитализма и империализма. По мнению одного из идеологов либерализма Й.Шумпетера, империалистическая экспансия европейских обществ в 19 веке не являлась неотъемлемой чертой капиталистического развития и конкуренции, а, напротив, противоречила экономическим и политическим характеристикам капитализма. Империализм представляется в качестве пережитка милитаристского национализма периода абсолютных монархий.15 В современной либеральной интерпретации империализм и имперскость представляется «осуществлением власти одного государства на территории другого (как правило, военными средствами) с целью эксплуатации подчиненного населения для извлечения определенных экономических и политических выгод».16 Аналогичное понимание империализма содержит и марксизм. Это «внешняя политика, стремящаяся к политическому и экономическому контролю над отсталыми районами с целью обеспечения для своей страны сферы приложения избыточных капиталов и рынка, для продажи излишков промышленной продукции в обмен на стратегическое сырье».17

Весь смысл расхождения между классическими теориями империализма и имперского политического порядка и либеральными воззрениями заключается в том, что классические теории акцентируют внимание как на формальных (военная экспансия и т.п.), так и неформальных признаках империи. А. Шлезингер характеризует неформальную империю как империю «без колоний в политическом смысле», но все же богато оснащенную широко разбросанными по всей планете атрибутами империализма: войсками, кораблями, самолетами, базами, проконсулами, местными коллаборационистами.18 Либералы сосредотачиваются в основном на формальных свойствах империи, в которых доминирует внешняя политическая экспансия, переходящая в военную, с целью решения внутренних экономических вопросов и геополитических задач для расширения имперского пространства. Имперская тенденция тем самым представляет собой способ выхода из внутреннего экономического и политического кризиса путем расширения национального политического пространства.