Для демократии в 1917-1918 гг. не было реальной исторической почвы. Как бы ни уповали отдельные политические течения на Учредительное собрание, это была иллюзия. В огромной распадавшейся многонациональной империи, разоренной войной, а главное - с 18% городского населения, половина из которого может считаться городским очень условно, с разлагавшимся крестьянским бытом, устоями, сознанием, - то есть в предельно маргинализированной стране, о победе демократии не могло быть и речи.

Какую роль урбанизация играла в дальнейшем? Начавшаяся с 1918 г. и продолжавшаяся вплоть до окончания гражданской войны частичная дезурбанизация сужала социальную базу власти и беспокоила лидеров большевизма. Не только Кронштадт и антоновщина, не только экономическая разруха побудили начать НЭП, но и катастрофическая для большевиков депролетаризация страны и "размывание городов".

НЭП восстановил экономику, восстановил и город. В период НЭПа в целом можно говорить о снижении уровня маргинальности в обществе за счет усереднения крестьянства, восстановления сельского хозяйства. Свертывание НЭПа вызвало к жизни иные процессы. Коллективизация поставила всю деревню в маргинальное положение. Одновременно продолжались развитие и рост городов за счет перелива избытка сельского населения. Если к 1926 г. была почти восстановлена численность и удельный вес городского населения, то к 1939 г. произошло удвоение численности горожан, составивших уже треть всех жителей. Темпы были фантастические. В результате произошло окрестьянивание города, то есть мощнейший процесс маргинализации - радикального укрепления и расширения социальной базы тоталитаризма. Колхозным крестьянством было легче управлять и манипулировать, но главной опорой тоталитаризма стали новые горожане, оказавшиеся в маргинальной ситуации, но вместе с тем повысившие с переездом в город свой социальный статус. К тому же в 1930-е гг. действовали уже принципиально иные механизмы урбанизации, нежели в середине 1920-х гг.

Форсированная социалистическая индустриализация в СССР оказалась в конце 1920-х - 30-е гг. функцией государства. Такого не было практически нигде. Но это означало, что и урбанизация есть функция государства. Города оказались приложением к предприятиям, поселениями при них. Все финансирование городского жилищного строительства определялось централизованно и жестко привязывалось к нормативам промышленного строительства. Цель была сэкономить на социальной сфере, обеспечив при этом промышленность дешевой рабочей силой.

Но такой механизм урбанизации ставил всех горожан в жесткую прямую зависимость от тоталитарного государства-благодетеля. Фактически устанавливались патерналистские отношения между государством - распределителем благ и всем обществом, всеми гражданами. В городе эта зависимость была еще выше, чем в деревне.

Таким образом, когда сегодня иногда говорят, что если бы не победа в войне, то Сталину народ не простил бы ни голода 30-х гг., ни репрессий, и кровавый большевистский режим рухнул бы, это, мягко говоря, не соответствует действительности. Социальная база власти расширилась. Тоталитарный потенциал в обществе нарастал в 1930-е, 40-е, 50-е гг. Его не мог поколебать никакой XX съезд. Дело ведь не в персоналиях и не в конкретных идеях. Просто тоталитаризм оказался наиболее адекватной формой перехода России к городскому обществу. И какие-либо моральные и т.п. оценки этого явления не имеют никакого отношения к объяснению российского естественно-исторического процесса.

Урбанизация в России в ранней своей стадии породила тоталитаризм, в средней - способствовала его укреплению, в развитой стадии - привела к сокращению базисного потенциала тоталитарности, а в перспективе - к его крушению. Главное, что произошло в России в XX в., - это не Октябрьская революция, не сталинские репрессии, даже не Великая Отечественная война. Главным фундаментальным явлением был переход от сельского общества к городскому, и волею исторических судеб он совершился в форме тоталитарного коммунистического государства.

Создавая современную индустрию, развивая города, формируя новые социальные слои, связанные со сложными формами деятельности и высоким образовательным уровнем, тоталитаризм подрывал свои основы. Отказаться или прервать эти процессы он не мог как в силу собственных идеологических, так и чисто прагматических оснований: обязывало соревнование с системой-антагонистом. С конца 1960-х гг. экономический прогресс оказался почти полностью блокированным командно-административным механизмом управления, слом которого с неизбежностью требовал демократизации, то есть фактического демонтажа системы.

Объективная потребность общества в радикальных переменах нарастала уже с конца 1950-х гг., однако вызревание реальных оснований для них было длительным, мучительным и противоречивым. Оно и составило социальную суть исторического процесса 1960-х - 80-х гг. Глобальный общественный кризис зарождался, развивался и нарастал во всех элементах общественного организма. Вместе с тем, именно на рубеже 1950-х - 60-х гг. численность городского населения впервые превысила численность сельского, а к 1990 г. городское население в СССР составляло уже 2/3 в общей его численности (66%). Таким образом, период, когда тоталитарно-бюрократическая система советской модели "вползала" в кризис, совместился по времени с завершающей стадией превращения общества в "городское", и это не было случайным совпадением. Основной социальной базой процесса был город, а источники системного кризиса коренились преимущественно в городских явлениях. Город как социально-экономическая и социо-культурная подсистема явился средоточием тех процессов и форм общественной жизни, которые объективно все больше вступали в конфликт с тоталитарной идеологией и практикой. В 1970-е - середине 80-х гг. с естественным снижением потенциала тоталитарности шла и дальнейшая эволюция и трансформация режима, приобретшая скачкообразный характер на рубеже 1980-х - 1990-х гг., когда на фундаментальные процессы наложился комплекс ситуационных факторов. И в этой трансформации определяющую, "базисную" роль сыграла урбанизация - общество в основном уже было городским.