Таким образом, можно действительно найти немало общего в политике нацистов и режимов радикальной стадии революции. Однако в одном отношении их отличие было очень существенным. Если, при всей своей склонности к радикализму и террору, власть, скажем, якобинцев по сути была достаточно слабой и неустойчивой, то нацистам удалось создать сильное государство, которое пользовалось массовой поддержкой. Судя по всему, тенденции, связанные с повышением роли государства, оказались принципиально важными. Именно они позволили сделать государственное вмешательство в различные сферы жизни общества столь широким, возможность централизованного стягивания воедино противоречивых интересов — столь эффективной, а подчинение индивида государству — столь полным. Тоталитаризм как результат совокупности всех этих факторов представляет собой продукт зрелого высокоорганизованного общества, он был просто недоступен радикальным режимам предшествующих революций.

Одна из причин, позволивших нацистам создать сильное государство, состояла в том, что факторы, которые обеспечивали временное единство различных слоев населения и давали радикальным силам возможность какое-то время оставаться у власти, стали в Германии постоянно действующими. Два момента сыграли принципиальную роль: постоянное наличие общего врага и общей цели. В предшествующие исторические периоды необходимость защиты завоеваний революции позволяла объединить различные силы против общего врага, хотя бы на время смягчая раскалывающие общество противоречия интересов. Но как только непосредственная угроза пропадала, фрагментация общества вновь выступала на первый план, что сразу же сказывалось на судьбе радикалов. В период прихода нацистов к власти противоречия в обществе были чрезвычайно обострены, однако серьезной угрозы вооруженного сопротивления внутри страны, и тем более опасности внешней интервенции, не существовало. Нацисты искусственно создавали образ врага и тщательно поддерживали его на протяжении всего существования своего режима. Сначала в этой роли выступали левые силы, затем — евреи и другие неарийцы18. И хотя подобный подход апеллировал к самым низменным, шовинистическим инстинктам, нацистам удалось умело использовать его для поддержания иллюзорного единства арийской расы, «вынужденной» добиваться господства во враждебном мире.

Нацисты использовали не только механизмы «единства против», столь характерные для других революций. Им удалось также в гораздо большей степени, чем их предшественникам, найти позитивную, объединяющую нацию цель. Борьба за «жизненное пространство» стала тем иллюзорным способом разрешения внутренних, раздирающих общество противоречий, который на какое-то время устроил практически все слои населения и позволил скоординировать их усилия для достижения этой цели. Действительно, промышленники в результате завоеваний рассчитывали получить в изобилии источники сырьевых ресурсов, дешевую рабочую силу и неограниченные рынки сбыта. Мелкие производители надеялись, что в этих условиях «всем хватит места под солнцем» и угроза конкуренции со стороны крупного капитала будет не столь опасной. Крестьян, а также всех тех, кто хотел заняться сельским хозяйством, привлекала перспектива получить новые плодородные земли. Престиж и влияние армейских кругов повышались в результате войны как таковой. Немецким рабочим была обещана возможность заниматься квалифицированным, творческим трудом, тогда как тяжелую неквалифицированную работу оставляли для неарийцев. Успех и процветание нации в целом предполагалось обеспечить за счет господства над другими народами и их нещадной эксплуатации. Таким образом, режим предлагал нации не только общий высокий идеал, но и весьма земные выгоды для различных слоев элиты и населения в целом. Вот почему пропаганда оказалась настолько эффективной, что позволила объединить общество.

Сходство методов воздействия на общество, которые использовали нацисты и радикальные революционеры предшествующих эпох, еще не дает ответа на вопрос, насколько глубокими оказались реальные преобразования, проведенные режимом Гитлера. Или, другими словами, существует ли на самом деле феномен нацистской революции, а если взять более широко — вообще феномен фашистских революций. По этому поводу до сих пор продолжаются активные дискуссии. Ряд специалистов выдвинули идею о нацистской «революции разрушения», которая по сути своей являлась социальной революцией, порывающей с остатками характерных для германского общества патриархальных отношений, освобождающей из-под гнета этих отношений индустриальное капиталистическое общество и тем самым давшей независимо от намерений политиков «мощный импульс модернизации». Другие авторы, напротив, подчеркивали консервативные и реакционные черты нацистской политики, рассматривая ее как реакционный способ стабилизации германского общества или даже как контрреволюцию. Существуют и подходы к объяснению феномена нацистской модели, ставящие в центр внимания баланс сил между исходной революционной динамикой гитлеровского движения и консервативным воздействием существующего немецкого истеблишмента: «Хотя подлинные стержневые идеи фашизма несли в себе подлинную революционную динамику, в большинстве случаев она была нейтрализована или заторможена силой традиционного консерватизма либо в обществе в целом, либо в самом движении . Везде пришлось идти на компромиссы, и только в Германии, Венгрии и Румынии фашизм действительно сохранил существенный компонент своего революционного порыва». Естественно, оценка нацистского режима во многом зависит от того, насколько глубокие изменения и насколько существенный разрыв с прошлым вкладывают различные исследователи в термин «революция». В целом же для современного понимания нехарактерно отнесение нацизма к социальным революциям, хотя и признается, что нацисты внесли в немецкое общество немало новых элементов как модернизационного, так и антимодернизационного типа.

Не вдаваясь в терминологические дискуссии, попытаемся проанализировать, как повлияла политика нацистского режима на внутренние ограничители, которые лимитировали возможность германского общества адаптироваться к вызовам времени. Если говорить о социальных барьерах, то общепризнанно, что нацисты сделали принципиальные шаги по их разрушению. Важнейшая социальная задача режима состояла в том, чтобы «преодолеть жесткость социальной структуры и отсутствие социальной мобильности в рамках старого общественного порядка, предложив возможности продвижения и возвышения, основанные на собственных достоинствах и успехах, а не на социальном положении и унаследованных правах». В результате влияние феодальных, доиндустриальных элит было подорвано. Они утратили прежние позиции в армии и на дипломатической службе и потерпели окончательное поражение после провала заговора против Гитлера в 1944 году. Прусское юнкерство как политическая сила перестало существовать. Произошла существенная демократизация механизма продвижения в армии, причем к середине войны было окончательно признано, что лишь личные качества и заслуги могут быть основанием для продвижения по службе. Неформализованный, незабюрократизированный механизм принятия решений в Третьем рейхе, создание и сталкивание друг с другом альтернативных структур, выполняющих схожие функции, подрывали роль и корпоративную замкнутость традиционного чиновничества. Выше уже говорилось, что нацистский режим стремился уничтожить статусные перегородки внутри рабочего класса. Некоторые исследователи утверждают, что и региональная замкнутость таких областей Германии, как Саар, Рур, Бавария, усилиями нацистского режима была существенно ослаблена. Кроме того, сама по себе идеология тоталитаризма как бы уравнивала всех, вне зависимости от статусов и званий, перед всеохватывающей силой тоталитарного государства. Таким образом, нацистам удалось осуществить «статусную революцию», изменившую механизмы вертикальной мобильности в обществе и устранившую существенные ограничители в этой области, что позволило режиму успешно решить задачу интеграции гетерогенных социальных групп в единую национальную общность.