Дворец и кабинет министров, который с марта 1997 г. вновь возглавляет А.С. аль–Маджали, весь предвыборный период проводили двойственную политику, которая уже никого не могла обмануть: маргинализации оппозиции альтернативы не намечалось. Так, в мае 1997 г. были приняты поправки к Закону о прессе и публикациях, которые по сути означали конец оппозиционной деятельности в средствах массовой информации. До этого, поступали сведения о единичных задержаниях и "проработках" отдельных журналистов и главных редакторов спецслужбами. Теперь с принятием Временного закона об изменениях в законе о прессе и печати от 1993 г. капитал ежедневной газеты должен составлять не 50 тыс. иорд. дин., а 600 тыс. (ст. 24/А), а еженедельной 300 тыс. вместо 15 тыс. (ст. 24/В). Сделать это газетам предлагалось в течение трех месяцев. По ст. 13/В главный редактор газеты должен иметь 10–летний опыт редакторской работы. Статья о постепенном сокращении государственного участия в газетном деле (в основном в ежедневных газетах "ар–Рай", "Джордан Таймс", "ад–Дустур") была отменена. Согласно ст. 40 указанного закона запрещена публикация новостей, взглядов, анализов, информаций, репортажей, статей, фотографий, карикатур и всего того, что: оскорбляет достоинство короля и королевской семьи; распространяет информацию об иорданских вооруженных силах, службах безопасности без разрешения соответствующего органа или правительственного чиновника; оскорбляет религию, признанную конституцией; подрывает национальное единство, поощряет раскол, ненависть, вносит разногласия и дисгармонию среди членов общества; предает огласке правительственные документы конфиденциального характера; раскрывает ход закрытых парламентских заседаний; содержит личные выпады в адрес глав арабских, исламских и дружественных стран или может нанести ущерб отношениям Иордании с другими странами и т.п.

Хотя по новому временному закону за его нарушения более не предусматривается тюремного заключения, ст. 50/Н позволяет суду приостанавливать издание газеты, признанной виновной в нарушении ст. 40 и 42 (публикация материалов о ходе судебных заседаний). Министр информации может разрешать возобновление издания после уплаты штрафов, которые теперь повышены с сумм, не превышавших 6 тыс. иорд. дин.до 15–25 тыс.

Основной удар закон нанес по малоформатным еженедельным газетам – органам оппозиционных партий и бульварным изданиям, слишком увлекшимся в последнее время публикацией скандальной информации. Суммы в 300 тыс. дин. (около 425 тыс. долл. США) многим практически недоступны, как недоступно иметь главного редактора с 10–летним опытом. Крайне размытые формулировки относительно того, что оскорбляет или наносит ущерб обществу или тем или иным лицам, не оставляет практически никаких шансов критикам кабинета и политики официального Аммана. Трактовка вышеуказанных запретов становится таким образом прерогативой судов, которые всегда стояли и стоят на страже режима.

Уже в сентябре правительство закрыло 13 оппозиционных газет, прекратив таким образом пропаганду и агитацию нежелательных для него взглядов.

Дискуссии и дебаты переместились в преддверии выборов в два оставшихся общественных института – объединяющие иорданцев политические партии и профессиональные ассоциации. Но и их деятельность правительство сумело в значительной степени ограничить. Основная характерная черта предвыборной кампании лета и осени 1997 г. – запугивание в духе ситуации до 1989 г.

Демонстрации и шествия почти всегда не разрешались или запрещались, партиям намекали на проверку финансовой деятельности и источников поступления денег, на возможный запрет деятельности той или иной партии. То же самое применили к профассоциациям, играющим огромную роль в Иордании, поскольку практически только их члены могут заниматься профессиональной деятельностью на территории страны.

В последнее время во многих ассоциациях к руководству пришли исламисты и другие оппозиционеры (самый яркий пример – независимый исламист ЛейсШбейлат, который уже длительное время избирается главой Ассоциации инженеров, несмотря на неоднократные аресты и заключения за диссидентскую деятельность). Нередко ассоциации выступали с политическими заявлениями, протестами, призывами, как, например, призыв бойкотировать израильскую промышленную выставку в Аммане.

Король Хусейн неоднократно выражал неудовольствие деятельностью профассоциаций и их, по его мнению, неоправданным вмешательством в политическую жизнь. Возможно, что и в их отношении будет принят законодательный акт, регламентирующий функции и деятельность профессиональных ассоциаций, о чем король упомянул в тронной речи 29 ноября 1997 г.

Итоги ноябрьских выборов 1997 г. показывают, что своей цели иорданское руководство добилось. Из 80 мест кланово–племенные кандидаты получили 62 места, 8 – получили независимые исламисты, 10 мест – представители панарабских и левых сил. Назначение нового сената, куда не вошел ни один представитель оппозиции, подтвердило нежелание режима включать ее во властные структуры. В то же время, на фоне слухов о том, что лидеры ФИД желали бы войти в сенат или каким–либо иным способом проявить сближение с дворцом, "народный вождь" движения "братьев–мусульман" Абдель Маджидаз–Занейбат объявил, что оно "не станет служить декорацией для демократии".

Бойкот выборов оппозицией в определенной степени привел и к тому, что всего 54,6% избирателей пришли на участки, при том, что в сельских и бедуинских районах этот показатель в среднем достигал 78–80%, а в городе Зарке и ряде амманских округов – 20–29%. В североиорданском городе Аджлуне кандидат был избран всего лишь двумя процентами от числа зарегистрированных избирателей. Официальные круги утверждают, что на нынешних выборах активность была лишь на 3–4% ниже, чем в 1993 г., что свидетельствует о переоценке оппозицией своего влияния на население.

Как считает большинство иорданцев, когда дело доходит до выборов, все забывают о своих партийных пристрастиях и голосуют за свои кланы и племена. Для короля итог выборов – еще одно подтверждение того, что верные ему силы – это бедуины и жители южных районов страны, которые благодаря такой неизменной лояльности составляют доминирующую силу в армии и службах безопасности.

Таким образом во внутриполитической жизни Иордании создалась любопытная ситуация – непрекращающееся провозглашение демократических ценностей в качестве приоритета официальной политики и проведение репрессивных мер во имя этой демократии на деле.

Могло ли быть иначе? Думается, что при той структуре общества, которая сохраняется в стране, демократия может носить ограниченный характер, зажатый в пространстве, незанятом кланово–племенными интересами и связями. Имеющий в основном хорошее западное образование иорданский эстеблишмент признает, что дворец никогда не упустит бразды правления и не допустит решений или шагов, в которых он не заинтересован. Отчасти и этим можно объяснить отмеченную пассивность на выборах: люди не верят, что от их выбора что–то изменится в процессе принятия решений и отправления власти в стране.