Ситуацией, приближающейся к ситуации прихода демократической оппозиции к власти путем выборов, было избрание в 1991 г. Б.Ельцина президентом России, Однако не говоря уже о том, что голосовавшие за Б. Ельцина в большинстве своем совершенно не представляли его программу (внятной программы у него и не было, он использовал все популярные лозунги одновременно, не очень заботясь о придании им логической непротиворечивости), голосование за него не было голосованием за реальную верховную власть, принадлежавшую тогда М.Горбачеву. Практически никому из голосовавших не могло прийти в голову, что уже в течение 1991 г, СССР распадется, и Б. Ельцин станет "настоящим" президентом.

Приход демократов к власти стал возможен в результате ослабления союзного руководства после "путча" ГКЧП, провал которого дал "зеленый свет" сепаратизму союзных республик, захвату российским руководством "явочным порядком" все новых функций, "ползучему" перевороту. Этот процесс завершился Беловежскими соглашениями, на которые российское общество не только не дало "мандата", но к которым оно совершенно не было подготовлено. Несмотря на деморализованность общества и неоднократно продемонстрированную затем готовность россиян голосовать так, как указывает власть, Б. Ельцин даже постфактум не решился легитимизировать эти соглашения каким-либо референдумом.

Особенность революции 1991 г, заключалась в том, что движение, субъективно являвшееся более или менее демократическим, пришло к власти не демократическим правовым путем, закрытым для него как для движения меньшинства. Эта своеобразная ситуация и является "зародышем", из которого возникает наша постсоветская политическая система.

Меньшинство, пришедшее к власти неправовым путем, оказывается в положении, когда оно закрывает для себя путь "назад". То, что демократы были меньшинством, исключало возможность их демократического прихода к власти, но способ их прихода к власти, в свою очередь, исключал возможность их демократического ухода.

Лозунгами оппозиции отныне становятся обвинения власти не просто в неверной политике, а в разрушении государства, мандата на которое у правящей группы не было. Допустить к власти оппозицию уже после Беловежских соглашений для Б.Ельцина и его соратников несомненно означало пойти под суд и в тюрьму. Перед ними был только один путь — закрепления своих властных позиций, превращения своей власти в "безальтернативную", Но закрепление меньшинства у власти столь же неизбежно совершается неправовым, или квазиправовым путем. Одновременно оно делает неизбежным (тем более в условиях рыночных реформ) разгул коррупции, т.е. совершение не только государственных, но и множества уголовных преступлений. Таким образом, каждый шаг на пути закрепления правящей группы у власти и каждый день ее пребывания у власти делают для нее уход из власти еще более чреватым гибелью, еще менее возможным. Если теоретически можно представить себе Б.Ельцина, ушедшего от власти сразу после Беловежских соглашений и не попавшего в тюрьму, то после приватизации и расстрела парламента это уже просто непредставимо. [17]

Закономерностью политической жизни ельцинской эпохи было различие результатов голосований (выборов в Государственную Думу). На этих выборах партии, поддерживавшие Б.Ельцина и его политику, никогда не могли получить большинства. Но значение выборов в Государственную Думу в нашей политической системе невелико. И избиратели несомненно понимали это. Между тем все действительно значимые голосования (референдумы апреля и декабря 1993 г. и второй тур президентских выборов 1996 г.) Б.Ельцин выигрывал. Избиратели, отвергая политику власти, в критических ситуациях предпочитают ее сохранение как меньшее из зол. [14; 17]

Альтернатива, которая вставала перед избирателями, была альтернативой не президента или оппозиции, а власти или хаоса. Страх, заставлявший голосовать за власть, был не страхом перед оппозицией, а страхом самой ситуации перехода власти, чреватой граждан ской войной, призрак которой преследовал российское общество в течение 1990-х годов и активно использовался правящей верхушкой. Тем не менее в этой ситуации оппозиция приобретала своеобразные черты, объективно работающие на складывающуюся систему. Когда у власти оказывается меньшинство, пришедшее к ней неправовым путем и таким же путем закрепляющее свою власть, оппозиция, естественно, становится "революционной" (или "контрреволюционной").

И именно этой "революционностью" оппозиция объективно работала на власть. Избиратели понимали, что оппозицию, идущую на выборы под лозунгом; "Банду Ельцина — под суд!", к власти никогда не допустят (об этом открыто говорилось и самими представителями власти), что в случае победы на выборах власть ей все равно придется брать силой, что победа оппозиции означает гражданскую войну.

Но в идеологии и политике оппозиции своеобразно отражаются не только протест народных масс, который не может принять "нормальную" демократическую форму и принимает форму "экстремистскую", но и ее собственная боязнь перемены власти. Внешний радикализм сочетается с готовностью оппозиции к компромиссам, с голосованием за бюджет и с избирательными кампаниями, которые проводятся при явном понимании оппозиционными лидерами, что к власти они не придут. Именно такая оппозиция — внешне достаточно радикальная, чтобы пугать избирателей, и достаточно компромиссная и вялая на деле — и нужна для сохранения "без альтернативной" власти.

При таком сознании народа и такой оппозиции правящая группа могла прибегать к террору лишь в редких случаях. Даже выборы могли быть "относительно честными" — к подтасовке результатов голосования власть прибегала лишь в ограниченных масштабах и больше "из перестраховки"

Общее направление развития нашей системы было задано особенностями российского общества и ситуацией прихода правящей группы к власти. Но это не означало полной предопределенности развития. Развитие системы можно сравнить с развитием любого живого организма. Вначале она слаба. Какие-то "внесистемные воздействия" могут относительно легко уничтожить не окрепший организм.

Наша система прошла через два острых кризиса, в каждом из них была возможность как ее гибели, так и разных форм разрешения кризисов и, соответственно, ее послекризисного существования и развития.

Кризис 1993 года — прежде всего кризис "институционализации" системы. Возникновение его было, очевидно, неизбежно. Власть президента не имела адекватного институционального оформления. Основной закон, в рамках которого осуществлялась эта власть, — не приспособленная для этой роли советская конституция, в которую были внесены разнообразные поправки, в результате чего она приобрела крайне противоречивый вид. Принятие новой конституции было необходимым, что создавало ситуацию, альтернативную и чреватую конфликтами, поскольку разные ветви власти, естественно, стремились закрепить в ней как можно больше прав для себя. На конфликт ветвей власти, президента и парламента накла дывался конфликт центра и периферии. В условиях, когда в обществе нет единой партийной системы и вообще развитой системы горизонтальных связей между регионами, ослабление бюрократических связей ведет к усилению центробежных тенденций (естественно, особенно в нерусских регионах).