Это подтверждается также и тем, что в работах американских политологов – сторонников мирового гегемонизма США, посвященных геостратегическому планированию, с середины 90-х годов большее внимание уделяется странам Восточной Европы, Китаю, России, Средней Азии, Ирану и некоторым другим государствам. При этом заметно стремление избегать акцентирования влияния дел в ближневосточном регионе на события в мире. Скорее всего, для западных политологов этот регион стоял особняком в вопросе евразийского доминирования, и его рассмотрение не увязывалось напрямую с вопросом возможного возникновения в Евразии нового центра сил глобального масштаба, новой империи.

Тем не менее на протяжении всего последнего десятилетия ХХ в. внимание к ближневосточному региону последних американских администраций не ослабевало. Так, еще в 1995 г.в своей работе «Очерчивая глобальное будущее Америки» сенатор-республиканец Боб Доул подчеркивал, кроме прочего, следующий важный аспект американской политической стратегии – «сохранение доступа к природным ресурсам, особенно в средоточии энергетического сырья – в Персидском Заливе»23. Этот пункт американской стратегии он увязывал с ужесточением политики в отношении государств региона, могущих соперничать здесь с американским влиянием. Он прямо называл угрозы, с которыми может столкнуться Америка в ближайшем будущем: «…укрепившийся Ирак угрожает нефтяным разработкам в Саудовской Аравии; фундаменталистски ориентированный Иран стремится к господству в Персидском Заливе…»24.

В современных подходах администрации США прослеживаются эти крайние тенденции в геостратегическом планировании, но сама идея гегемонизма все же предстает в трансформированном виде, подчиняясь реалиям современной мировой политики. Прежде всего это касается круга проблем на Ближнем и Среднем Востоке, и, как видно, именно в этом регионе активно действуют США с 2001 г. Сентябрьская катастрофа поставила Америку перед необходимостью масштабной борьбы с терроризмом, однако на этой волне администрация Буша решила воплотить свои стратегические планы, сформулированные еще в 90-е годы, – планы доминирования в важнейших геополитических центрах, прежде всего на Ближнем и Среднем Востоке (военные действия в Афганистане и в Ираке, жесткая политика в отношении Ирана и Сирии, планомерное усиление политического и экономического влияния на аравийские монархии).

Очевидно, что политическая составляющая американской геополитики и экономические интересы США идут рука об руку. Ближневосточный аспект американской экономической стратегии в этом смысле является важнейшим. И он напрямую связан с внешнеполитическими решениями. Исторически этот регион являлся лакомым куском для многих сильных государств с имперскими амбициями, но после активных разработок в этом регионе нефтяных месторождений во второй половине ХХ в. районы, прилегающие к Персидскому заливу, стали ключевыми25. Важность для Америки доминирования в этих районах иллюстрируется уже тем, что одной из первых руководимых США крупных военных операций после ослабления России стала «Буря в пустыне» 1991 г.

Свои экономические интересы на всех континентах США отстаивают не без помощи армии и при политическом участии в делах интересующих их регионов. Ярким примером является последняя военная операция в Ираке. Одним из основных, лежащих на поверхности внутренних экономических мотивов свержения иракского лидера был доступ к иракской нефти, снятие угрозы с нефтеносных районов Бахрейна, ОАЭ, Саудовской Аравии, а также – как следствие – повышение авторитета и более активное участие в экономиках стран Персидского залива (в том числе, как средство контроля над мировыми ценами на нефть).

После 2000 г. Соединенные Штаты развернули, можно сказать, целую информационную войну с целью обосновать свои намерения свергнуть режим Хусейна в Ираке и перераспределить зоны влияния в этом регионе. Была сформирована коалиция государств, готовых поддержать США в военном, политическом и экономическом закреплении в Ираке – на этом важнейшем восточном плацдарме.

Если «активная фаза» военных действий в Ираке, начатая в марте 2003 г., привела коалицию к желаемому (и, в общем, предсказуемому) результату, то в отношении второй части операции (собственно закрепление на иракской земле, контроль и безопасность добычи и транспортировки нефти, создание заинтересованного в американском влиянии правительства, пользующегося поддержкой абсолютного большинства населения, устранение конфессиональной розни, что обеспечило бы основу для нормального развития страны) этого сказать нельзя. Об этом свидетельствуют и постоянные заявления президента Дж.Буша о правильности его решения начать войну, и различного рода оправдания высокопоставленных лиц перед американским обществом за постоянно растущие потери среди американского контингента в Ираке26.

В целом такие радикальные действия, как военные операции на территориях других государств, для Америки далеко не являются приоритетными. На современном этапе развития мировых отношений они оправдывают себя (с точки зрения США) только как необходимая мера в структуре более общей программы защиты национальных интересов США в ключевых регионах, таких как Ближний Восток. Одной из основных задач, сформулированных сторонниками крайних взглядов на американскую глобальную гегемонию, должно стать неуклонное следование американским национальным интересам в любых внешнеполитических вопросах и в любых международных акциях. Как писал Б.Доул, на пороге ХХI в. «два принципа должны оставаться неизменными: следование интересам Соединенных Штатов и обеспечение американского лидерства. По окончании «холодной войны» Америка получила уникальную историческую возможность. Такую возможность не следует упускать только из желания следовать утопическому принципу мультилатерализма, как и не нужно отказываться от нее, следуя сознательному изоляционизму. Мы уже увидели угрозу американским интересам, престижу и влиянию от этих двух подходов»27.

Такое понимание общей линии геостратегии США нашло свое воплощение в стратегическом планировании администрации Буша. Исходя из такого подхода, Доул так видел принцип взаимодействия с мировым сообществом: «Стоящий перед Америкой выбор не таков: действовать ли с многосторонним участием, в одиночку или вовсе не действовать, как это пытаются представить некоторые в администрации президента. Это неверный подход. Настоящий выбор состоит в том, позволять ли международным организациям брать инициативу в свои руки (как это было в Сомали или в Боснии) или направлять действия коалиционных формирований в интересах Америки (как в ходе операции «Буря в пустыне»)»28. Очевидно, нынешняя внешнеполитическая линия американской администрации демонстрирует большую склонность к выбору второго варианта, обозначенного еще девять лет назад. На этом выборе, как можно полагать, базируется и долгосрочная внешнеполитическая стратегия Соединенных Штатов.

Идея опоры в своих действиях на международные институты, организации и блоки, а главное, политического доминирования в них США высказывается практически всеми американскими сторонниками глобального лидерства – как крайними гегемонистами, так и политиками «либерально-реалистской» ориентации. Эту идею высказывал в свое время и З.Бжезинский, определяя ее одновременно и как основу американской гегемонии, и как важнейшее направление в укреплении последней. «Следует считать частью американской системы глобальную сеть специализированных организаций, особенно «международные» финансовые институты. Международный валютный фонд (МВФ) и Всемирный банк, можно сказать, представляют глобальные интересы, и их клиентами можно назвать весь мир. В действительности, однако, в них доминируют американцы, и в их создании прослеживаются американские инициативы»29.